Властитель ледяного сердца
Шрифт:
Он уже знал, куда им стоит направиться на поиски тварей, когда на поляне, что-то изменилось. Он лишь услышал приглушенный всхлип со спины, а обернувшись, не поверил своим глазам, видя то, как небрежно падает на землю тело Римана. Эгиль стоял рядом, держа в руке окровавленный нож. Он с такой ненавистью смотрел на Рика, что мужчина лишь спустя долю секунды, смог осознать, что именно сейчас произошло. Эгиль не просто убил одного из них! Он разорвал защитный круг на поляне, где все они были. В тот же самый момент, пораженный произошедшим Торин, на миг ослабил плетение, которое должен был удерживать. А дальше, Рику уже было ни до отца Марсии, как и не до той твари, что вырвалась из их силков. Точно разозленные духи ночных кошмаров, из под тенистых крон деревьев, появлялись все новые и новые вирги. Некогда
Она вырвалась. Боль наконец-то прекратилась. Испуганная, голодная, она поспешила к спасительной тени деревьев. Она так ослабла. Так болело её тело после соприкосновения с чем-то горячим. Она убегала. Если больно, то надо бежать! Это правильно! Надо бежать. Бег спасает. И она будет бежать, не обращая внимания на боль, ветки, что хлещут её по лицу, струи дождя, других, что пришли на зов, как и она… Других? Она вдруг остановилась. Почему вдруг её ноги остановились? Она не хочет быть тут! Так почему, вместо того, смотрит в ту сторону, куда направились другие? Смотрит, как высокий мужчина, что стоит один в самом центре поляны, поднимает меч, чтобы встретить опасность лицом к лицу. Он смотрит прямо. Он готов. Она видит. От него не пахнет страхом. Это плохо. Когда страшно надо бежать — это спасает. Если стоять, то умрешь. Но… почему он не убегает? Он должен… Но вместо этого, он взглядом обводит поляну, точно оценивает ситуацию. Когда он смотрит на неё, в её груди вдруг что-то взрывается. Это больно. В этот момент к нему подходят люди, что были с ним. Пища. Все они еда. Но никто из них не бежит. Лишь один, что каким-то чудом, просто растаял в воздухе. И стоило тому человеку исчезнуть, как другие, такие, как она, затопили поляну. Они пришли не смотреть, как она. Они пришли есть.
Она всё ещё пытается уйти отсюда подальше, но почему-то вместо этого бежит вперед, стоит услышать крики боли людей, что остались на поляне. *** — О, великое Солнце! — очередной кошмар, заставил кричать её в голос. Её ощутимо трясло. Мышцы болели, точно она и впрямь несла на себе кого-то, убегая в лесную чащу. Что за бред! Как такое возможно. Ведь ничего страшного не могло произойти с её Риком. Это всего лишь ночной кошмар! Кошмар и ничего больше. Если бы с ним случилось чтото, она бы ощутила это. Но их связь… она всё ещё чувствовала свой дар.
Последняя мысль, которую она помнила, что надо сберечь его. Что бы это ни значило, она так ярко помнила эту мысль.
Откинув одеяло, она поняла, что уснуть уже больше не сможет. А ведь сейчас глубокая ночь. До рассвета ещё далеко. Суми мирно сопел на полу, должно быть, привыкнув, что она постоянно кричит в своих снах, он уже не пытался будить её.
Осторожно поднявшись на дрожащие ноги, она отправилась в ванную. Необходимо было освежиться и прийти в себя.
Привычно заплетя высокую косу, она облачилась в один из своих костюмов мужского кроя, который лишь длинным жакетом создавал иллюзию платья, она спустилась вниз, чтобы занять себя до утра хотя бы делами на кухне. Ей было не по себе. Хотелось выйти на улицу. Хотелось бежать куда-то. Сидеть в комнате, пытаясь уснуть, она не могла. Всё её естество требовало хоть каких-то действий.
Йолинь уже давно освоила искусство уборки дома. Поначалу, это невероятно утомляло и раздражало, но в какой-то период времени, это стало способом успокоиться и отвлечься. Любой труд приносил мир в её душу, забирая на время беспокойство и боль. Точно погружаясь куда-то на самое дно своей души, она отстранялась от реальности вокруг, в то время как её руки продолжали делать нехитрые движения, выскабливая котелки и сковороды.
— Мать моя, — неожиданный оклик со спины, заставил девушку отвлечься на реальность вокруг. Оказывается, горизонт уже окрасило малиново-алое солнце. Только сегодня оно не казалось таким же красивым, как обычно. Скорее зловещим.
— Чушь, — фыркнула она себе под нос.
— Конечно чушь, ты не слишком-то похожа на мою мать, — тем временем сказала Веня, подходя к ней и оценивая масштабы проведенной работы. — Ты заболела? — серьезно поинтересовалась женщина.
— Нет, — покачала головой Йолинь, — просто не могла уснуть.
— Очередной комар? — нахмурилась женщина.
Йолинь скупо кивнула, отложив уже чистый котелок.
— Расскажешь? — поинтересовалась женщина, пытаясь поймать взгляд девушки. Иногда она совершенно не понимала, какие чувства испытывает заморская принцесса. Чтобы это понять, ей приходилось искать ответ в её глазах. Хотя и там порой стояла такая непроницаемая стужа, что и нечего было пытаться. Но только не сейчас. Впервые в жизни она видела в них слезы.
— Да, что случилось?! — не выдержав, схватила она девушку за плечи, поворачивая её к себе лицом, благо габариты Вени позволяли ей это.
— Я… — с трудом совладав собственным голосом, заговорила Йолинь, — не знаю, — тяжело сглотнув вдруг подступивший ком в горле, сказала она. — Я продолжаю надеяться, что всё, что творится в моих снах всего лишь плод моего воображения, но… сегодня ночью случилось что-то по-настоящему плохое. Я так чувствую и не могу избавиться от мыслей об этом.
— Послушай, — усаживая принцессу за стол, заговорила Веня, — всё просто потому, что ты много переживаешь за него. Я уверенна, — покивала женщина, — сама увидишь, что это так. Рик вернется, и вы вместе ещё посмеётесь над этим.
Принцесса кивнула в ответ, соглашаясь со словами женщины, лишь бы успокоить именно её. Но в душе у девушки точно зарождалась глубокая черная дыра, она росла и ширилась, приближая осознание чего-то неотвратимого и ужасного. Предчувствие. Ещё ничего не было известно достоверно, а ей уже хотелось забиться в самый дальний угол этого дома и завыть в голос. Это сосущее чувство пустоты не отпускало до самого вечера. Она как раз сидела на подоконнике в их с Риком комнате, когда в сгущающихся над Грозовым перевалом сумерках, закружились первые снежинки.
— Так рано, — вслух сказала она, всматриваясь в причудливый танец за окном. — Суми, твой первый снег, — обратилась она к зверю, что вместе с ней разглядывал то, что происходило за окном. — Хочешь, — она хотела предложить ему прогулку, но отвлеклась на шум во дворе, жадно всматриваясь вниз. Вместе с ней настороженно приподнялся и Суми. Йолинь тут же вскочила на ноги, в очередной раз, поражаясь, каким же большим стал её друг. Точно маленькая лошадка. И тут же поспешила вниз, а когда была на лестнице, едва не упала, услышав неправдоподобный, совершенно нечеловеческий, вой. Именно вой, даже не крик. Кто мог так кричать?! Почему так кричат? Дальше она шла толком не понимая, как нужно переставлять ноги. Они вдруг стали тяжелыми и совершенно неуклюжими. Спускаясь ниже, она уже видела царивший в главном холле переполох. Суетились совершенно незнакомые ей мужчины, плакала прислуга, но кто-то же ведь кричал? Она не сразу заметила Веню, что сейчас спрятала лицо на плече у какого-то мужчины. Она хотела спросить, что происходит? Но не могла заставить себя сказать и слова. Точно она сама того не подозревая, попала в очередной свой кошмар, став лишь безвольным наблюдателем в чужом теле. Её ноги несли её вперед. Она видела всех и никого, совершенно не замечая, как при виде неё замолкают женщины и замирают мужчины. Не видела и взглядов обращенных в её сторону. Она не чувствовала никого из собравшихся, точно и не было у неё никогда этого странного дара.
Каким-то внутренним чутьём, она уже знала, зачем пришли все эти люди. Прежняя принцесса, зло отметила, что чернь воет, лишь когда больше некому платить за её работу. Эта мысль черная, и такая невероятно холодная, пронеслась на грани сознания, точно она не могла даже позволить себе мысленно подумать о том, отчего разрывалось её сердце сейчас. Она не плакала при чужих людях с шести лет. Последний настоящий раз был, когда на её глазах четвертовали её кормилицу, что травила её в течение нескольких месяцев. С тех самых пор она больше никогда не позволяла себе подобное на виду у чужих для неё людей. Точно в ней срабатывал какой-то особый механизм, когда всё её тело покрывалось непроницаемым панцирем изо льда. Когда её сердце начинало кровить, именно холод приходил ей на помощь.