Влюблен до безумия
Шрифт:
Когда угроза миновала, Лайза опустила руку и показала на двух мужчин у стойки бара:
– Как думаешь, плавки или боксеры?
Делеини посмотрела на их рубашки с крупным красным логотипом, на прически и вынесла вердикт: плавки.
– А вон тот, третий с краю?
Мужчина был высокий, тощий как жердь, с идеальной стрижкой. По желтому свитеру, завязанному вокруг шеи, Делеини заключила, что он или приезжий, или очень храбрый. Ходить по улицам Трули в повязанном вокруг шеи свитере какого угодно цвета, не говоря уже о желтом, способен только очень храбрый мужчина.
– Думаю, танга.
Делейни отхлебнула пива и посмотрела на дверь.
– Хлопковые или шелковые?
– Шелковые. Теперь твоя очередь.
И они стали смотреть на дверь, ожидая, когда в нее войдет их следующая жертва. Она, вернее, он, появилась меньше чем через минуту. Выглядел Томми Маркем так же хорошо, как Делейни помнилось. Он по-прежнему был скорее поджарый, чем мясистый, его каштановые волосы по-прежнему вились над ушами и у шеи, а когда его взгляд остановился на Делейни, он улыбнулся прежней обаятельной улыбкой своенравного мальчишки. Это была улыбка, за которую женщина способна простить почти все.
– Ты мою жену просто бесишь, знаешь об этом? – сказал Томми, подойдя к их столику.
Делейни с самым невинным видом посмотрела в голубые глаза Томми и приложила руку к груди.
– Кто, я? – Было время, когда от одного взмаха его длинных ресниц у нее начинало трепыхаться сердечко. Сейчас она не смогла сдержать улыбку, однако с сердцем ничего не произошло. – Что я такого сделала?
– Вернулась.
«Это хорошо», – подумала Делейни. На протяжении их детских лет Хелен постоянно ее подкалывала, что очень бесило Делейни. Так что, если теперь они поменялись ролями, это только справедливо.
– Так где же эта твоя гиря на цепи?
Томми засмеялся и сел на свободный стул рядом с Делейни.
– Она поехала с детьми в Шалли на свадьбу подруги. Они должны вернуться завтра.
– А ты почему не поехал?
– Мне утром на работу.
Делейни посмотрела на подругу, которая беззвучно подавала ей знак: «Он женат», – и усмехнулась. Лайза могла не волноваться – она никогда не спит с женатыми мужчинами. Но Хелен-то об этом не знает, так что пусть понервничает.
Положив трубку, Ник откатился в кресле от стола и посмотрел в окно: на его губах играла улыбка. Над ним под потолком жужжала люминесцентная лампа. Солнце село, и из окна на Ника смотрело его собственное отражение. Все складывается удачно. Три подрядчика готовы вместе с ним инвестировать в проект, и он уже ведет переговоры.
Ник бросил карандаш на стол и взъерошил пальцами волосы. Когда его планы относительно Силвер-Крик станут известны, половина жителей Трули изойдет ядом от злости. А другой половине его план понравится.
Когда Ник и Луи решили перевести компанию в Трули, они знали, что старшее поколение жителей города будет сопротивляться любому развитию и росту. Но эти люди постепенно вымирали, как Генри, и им на смену приходила совершенно новая прослойка яппи. Братья Аллегрецца, в зависимости от того, кто о них рассказывал, представали либо бизнесменами, либо варварами. Их либо любили, либо ненавидели. Впрочем, так было всегда.
Ник встал и потянулся. Перед ним на столе лежали спецификации на поле для гольфа с девятью лунками и чертежи пятидесяти четырех кондоминиумов площадью две тысячи квадратных футов каждый. «Аллегрецца констракшн» должна сделать на них большие деньги. И это только первая стадия большого проекта. Вторая стадия должна принести еще больше – дома стоимостью миллион долларов будут построены в непосредственной близости от леса. Теперь Нику не хватало только сорока акров земли, которую ему завещал Генри. В июне он их получит.
Ник улыбнулся, оглядев пустой офис. Свой первый миллион он заработал, строя все подряд, начиная от самых простых дешевых домов до шикарных особняков в Буазе, но лишние деньги мужчине никогда не помешают.
Ник снял с вешалки куртку «бомбер» и направился к выходу. После того как он завершит свои планы по застройке Силвер-Крик, он подумает, что построить в Энджел-Бич. Возможно, он вообще ничего не будет там строить. Ник выключил свет и запер дверь. Его мотоцикл стоял рядом с «миатой» Делейни. Он поднял взгляд на зеленую дверь, освещенную слабой лампочкой. «Ну и дыра ее квартира».
Он мог понять, почему Делейни уехала из дома матери. Сам он не мог провести рядом с Гвен и трех секунд – у него тут же возникало желание ее задушить. Но почему Делейни решила поселиться в такой дыре, он не понимал. Ник знал, что Генри оставил ей вполне приличное ежемесячное содержание, и она вполне может позволить себе жилье получше. Дверь такая хлипкая, что мужчина запросто может сорвать ее с петель.
Ник действительно собирался сменить замки в ее салоне – когда у него будет время, – но сама Делейни не его забота. Его не волновало, где она живет и как одевается. Если ей нравится жить в конуре и носить вместо юбки полоску винила, которая едва прикрывает задницу, то это ее проблема. Ему плевать. Ник был уверен, что, если бы она не жила практически у него над головой, он бы почти не вспоминал о ее существовании.
Ник оседлал «харлей». Если бы он увидел такую куцую виниловую юбчонку на любой другой женщине, ему бы это очень даже понравилось. Но когда он видел Делейни, обернутую пленкой, как какая-нибудь закуска из гастронома, ему хотелось развернуть пластик и откусить кусочек. Он пришел в полную боевую готовность за три секунды.
Ник пяткой поднял опору мотоцикла и включил зажигание. Мотор заурчал, нарушая ночную тишину. Ника не волновало, что он возбудился от какой-то женщины, которую вовсе не собирался укладывать в постель. Его беспокоило, что он возбудился от этой конкретной женщины.
Ник помчался по переулку, лишь слегка сбавив скорость на повороте на Первую улицу. Ему не сиделось на месте, и он не стал задерживаться дома – пробыл там ровно столько, сколько потребовалось, чтобы принять душ. Его нервировала тишина, и он сам не понимал почему. Ему нужно было на что-то отвлечься. В результате он оказался в баре «Хеннеси» с бутылкой пива в руке и Лонной Хоуэлл на коленях. Его столик смотрел на затемненный танцпол, по которому медленно передвигались пары, покачиваясь под чувственный ритм блюза, льющегося из динамиков. Луч света был направлен на музыкантов, стойка бара тоже была подсвечена, но в основном бар был темен, как грех, – наверное, чтобы можно было проворачивать грешные делишки.