Влюблена и очень опасна, или Кто подставил пушистую зайку
Шрифт:
«Неужели, это все?» – промелькнувшая в голове мысль, вопреки всякой логике, не принесла облегчения, не доставила радости, лишь напомнила о неопределенности моей судьбы и… Конечно, было кое-что еще, но об этом я не хочу думать сейчас – лучше подумаю позже.
И вновь нелепые в своей величественности ворота, невозмутимый дворецкий на пороге, огромный холл и Татарский, неожиданно утративший высокомерное спокойствие. На этот раз хозяин расхаживал по комнате, словно раненый зверь в клетке.
– Я убью ее! Засажу! Засужу!
– Ты понимаешь, что происходит? – поинтересовалась
– Она убийца! Она! Точно! А сынок мой соучастник. Гаденыш! Обоих сгною в тюрьме! Обоих!
– Так, по-моему, пора вмешаться, – лед в голосе Креольского несколько охладил пыл Татарского. Тот все еще пыхтел, но уже заметно меньше. Между тем, Олег продолжил: – кое-что мне уже понятно, но все же дополнительные объяснения не помешают.
Ну надо же ему что-то понятно! Как по мне, так вообще одни неизвестные.
– Да, извините, – кажется, Татарскому наконец-то удалось взять себя в руки, и перед нами вновь предстал величественный и невозмутимый предприниматель и депутат.
– После того, как вы ушли, я на всякий случай решил проверить свой экземпляр брачного договора. Так вот – он пропал!
– Это я уже понял, – новость совсем не удивила Олега, хотя я все еще мало что понимала. – Я даже догадался, что исчезновение документа выгодно вашей жене и сыну…
– На самом деле, пасынку, – поправил Татарский, – Андрей сын моей первой жены, но я растил его буквально с пеленок и всегда относился, как к родному. И вот как он мне отплатил!
Мне показалось, что наш хозяин вот-вот сорвется на крик, но этого не произошло, и я восхитилась выдержкой этого человека, потому что дальнейший его рассказ убедил меня в том, насколько трудно ему это далось.
– С Ангелиной мы познакомились пять лет назад. Она тогда секретаршей у моего партнера по бизнесу работала. Ну, молодая, красивая, конечно. Только не в этом дело. Хотите верьте, хотите нет, но таких, как она, у меня вагон и маленькая тележка был. Сами понимаете, вокруг людей моего положения красивые девки, как мухи вокруг дерьма вьются, но Гелька… Я ее любил! По-настоящему любил.
– И поэтому заключили брачный контракт, – не удержавшись, пробурчала я себе под нос. Сказала тихо, но Татарский все же услышал. Но, как ни странно, не рассердился.
– Брачный договор, на самом деле, ее идея. Не поверите. Я ведь все имущество после брака на Гелю переписал. В моем положении так многие делают, по понятным причинам. А Гельке я доверял, как никому. А она гордая же, честная. Настояла на брачном договоре. Говорит, все простить могу, кроме измены. Изменишь мне, ничего не получишь. Потому и оговорку об измене включили в контракт, договорившись – имущество отойдет тому, кто верен останется. А оно вон как обернулось…
– И как же? – Креольский, кажется, начал терять терпение.
– А вот так, – Татарский окончательно взял себя в руки и перешел на деловой тон изложения, полностью исключив эмоции.
– В какой-то момент я стал подозревать, что отношения Андрея и Ангелины отличаются от отношений мачехи и пасынка. Принялся следить за ними, даже частного детектива нанял, но они будто что-то почувствовали, а может и не будто. В общем, очень осторожны были, но я не сдавался и таки поймал их на прелюбодеянии! – в голосе мужчины слышались торжествующие нотки. Он явно радовался, что оказался прав. Странная, однако, психология.
– Вот так и поймали? – мне показалось, что Креольский провоцировал собеседника, но тот, видимо, не был способен спокойно оценивать ситуацию, так как на трюк купился и принялся с жаром рассказывать о том, как застукал свою некогда любимую женщину с некогда любимым сыном. Как они спали обнаженные в объятиях друг друга, как «эта стерва» удивилась, увидев нагрянувшего муженька. По описанию все это здорово смахивало на сцену из какого-то дешевого сериала, но, наверное, супружеские измены иначе и не выглядят.
– А дальше?
– А дальше все просто – я ее выгнал, ну, и гаденыша вслед за ней. Факт измены был запротоколирован, все чин чинарем. В общем, оставалась моя женушка с голой задницей. До сего дня. А теперь выходит, что это я в дураках! Это у меня ничего нет! Но ничего, не на того напали. Быть мне, видимо, вдовцом второй раз, если не согласится она добровольно все отдать!
Только этого мне не хватало! Мало мне одного уголовного дела, еще осталось стать свидетелем по новому. Интересно, смогу ли я притвориться, что ничего не слышала? Смогу жить спокойно, прочитав в газете новость об убийстве жены Татарского и не пойти в полицию с заявлением о том, что знаю, кто за ним стоит? Видимо, такая же мысль пришла в голову и нашему хозяину, так как он, грозно сверкнув глазами, добавил:
– В конце концов, наша жизнь опасна и непредсказуема. Моя супруга вполне может попасть в ДТП, ситуация на дороге сами знаете, какая, – Татарский сокрушенно покачал головой, как будто и впрямь переживал из-за высокой аварийности на дорогах страны.
Поежившись будто от сильного ветра, хотя в комнате, несмотря на работающий кондиционер, было достаточно тепло, я решила промолчать. Кто их знает этих людей – не ровен час и мне стать жертвой дорожно-транспортного происшествия.
– Ну, я им устрою. Ну, они у меня попляшут. В тюрьме сгною! О, – Татарский вскочил и принялся возбужденно мерить комнату шагами, – а ведь это идея! И, как только я сразу не додумался. Ведь, если Гелька украла контракт, то и нотариуса, получается, она убила. Ну, или с ее подачи. Вот дура! Так подставиться! Неужели думала, я прикрывать ее стану. Конечно, такой скандал перед выборами мне ни к чему, но может и удастся все спустить на тормозах. Пусть только договор отдаст и катится на все четыре стороны вместе со своим любовником.
– А вот это вряд ли, – сталь в голосе Креольского и его решительный взгляд свидетельствовали о том, что его нарисованная депутатом картина не устраивает. Я поняла – переговоров не будет. Все имевшиеся между братьями разногласия и конфликты – в далеком прошлом. Сейчас значение имели лишь родственные узы и решительное намерение Олега воздать убийце брата по заслугам.
Татарский поморщился. Он словно увидел муху, залетевшую в комнату – неспособную доставить серьезные неприятности, но чрезвычайно раздражающую.