Влюблённая по собственному желанию или Преданная
Шрифт:
— Мне шестнадцать. Исполнилось. В мае. — Вот, собственно, и всё. Больше рассказывать ей было не о чем. Да этот лепет и рассказом не назовёшь — так, промямлила что-то, чтобы только не молчать. Ну, что ей ему о себе рассказать?
Он будто услышал её и начал задавать наводящие вопросы:
— Семья есть?
— Была. Они умерли.
— Расскажешь о них?
— Папа был шахтёром, а мама — медсестрой. Они познакомились, когда им было, как мне сейчас. С тех пор всегда были вместе. У них родились я и моя сестрёнка Прим. Первой умерла мама. Папа потом часто говорил, что исцелять других она могла, а себя не сумела. В заключении указали — остановка сердца. Да только один Бог знает, что там было на самом деле. Мама
— И ты выбрала самый лёгкий путь.
Китнисс вздрогнула. Сначала от звука его голоса — она и забыла, что в комнате есть ещё кто-то, кроме неё. А потом от смысла того, что он сказал. Он осуждал её. Ею овладела злость — и она уже набрала в грудь воздуха, чтобы высказать Питу всё, что думает.
Что это не такой уж и лёгкий путь — она это знала со слов своих коллег и из собственных выводов, сделанных в процессе стороннего наблюдения. И что прийти ей к этому «пути», как он выразился, было тоже совсем нелегко — она в любом мужчине на улице представляла потенциального клиента, под которым ей придётся лежать, и при каждом мимолётном прикосновении чужих рук — было ли то во время школьных игр в догонялки, когда ученики ловили её, или на рынке, когда продавцы отдавали ей товар и принимали деньги, — она пыталась свыкнуться с мыслью, что, возможно, эти руки когда-нибудь будут гладить её тело. Что ей было невыразимо стыдно перед Прим, потому что она понятия не имела, как объяснить, почему они больше не будут жить вместе и куда именно ей придётся уйти. И что она бы с радостью поступила в училище — но тогда их некому было бы содержать, ведь для любезно приютившей их Сей они и так были обузой, — а так хотя бы Прим сможет учиться, сможет посвятить себя врачебному делу, как мама… Прим так хотела этого, а Китнисс желала ей только самого лучшего.
А он… он не имел никакого права её осуждать! Он — тот, у кого, судя по всему, есть всё. Тот, кто сам обратился сюда…
Но Китнисс осеклась. Нельзя было поддаваться на провокации. Она уже давно поняла, что скрывать свой род деятельности ей долго не удастся и что тех, кто осудит её, будет много. К тому же, он оплачивает её, а значит, имеет право делать, что хочет. И говорить. А она должна вести себя кротко — это правила она запомнила хорошо.
Однако Пит и не ждал никакого ответа. Он продолжал неторопливо поглощать содержимое тарелки. Время шло — а он всё не приступал к действиям. Напарницы, конечно, говорили, что для самого процесса иной раз достаточно и пяти минут, но Китнисс думала, в первый раз это будет дольше. Также её предупреждали, что Пит не останется ночевать. А во сколько он уйдёт — неизвестно. Она томилась в ожидании, глядя на стрелки часов, но спросить не смела: он хозяин её времени.
— Мне не нравится чёрный.
Китнисс вновь дёрнулась. «Чёрный?» — не поняла она. Ах, да. Она сегодня в чёрном. Пит же был в светлых брюках и бежевом свитере, который сам по себе внушал уважение к его обладателю. Если чёрные лакированные туфли она сняла уже при входе, то платье всё ещё было на ней.
— Мне переодеться?
— Как хочешь.
Она ухватилась за это небрежное «как хочешь» — и, вскочив на ноги, бросилась сначала к шкафу, откуда вытащила первое попавшееся платье не чёрного цвета, а затем — в ванную.
Оставшись одна, она не выдержала. Содрогаясь в конвульсиях, обессиленно опустилась на
Ему не нравится.
Чтобы успокоиться, достаточно было просто побыть в тишине и сосредоточиться на дыхании, по возможности прогоняя все мысли и образы, которые толпой набежали в голову. Только сейчас она осознала, как болезненно реагирует на все его фразы, начиная с: «Был ли у тебя секс?», заканчивая выбранным ею платьем. Она сама его выбрала, ориентируясь на известное: «Маленькое чёрное платье должно быть в гардеробе каждой женщины». Может, подумала Китнисс, она вообще ему не нравится? Может, он считает, что её ему навязали? Может, об этом он и хотел поговорить с Хозяйкой, но: «Не судьба»? Он ведь даже ни разу не попытался к ней прикоснуться, хоть и руку не одёрнул, когда она сама до него дотронулась там, в вестибюле.
Или его замечание по поводу «лёгкого пути». Он что, думает, что она сама не знает, какое она ничтожество? Что ничего ей в жизни уже не добиться? Думает, что она гордится своим выбором?
Но всё же слёзы, по большей части, вызвал рассказ о своей семье, хоть фраза: «Мне не нравится чёрный» и стала решающей. Пит же наверняка догадывается, что это всё для него. Так нежели нельзя в ответ проявить хоть немного такта? Несмотря на то, что её услужливость оплачена им?..
Девушка всё возвращалась то к одной, то к другой своей мысли и упорно взращивала в себе ненависть к нему — или, скорее, к его отношению к ней. Но не могла. Он прав. Может, и не во всём, но во многом. К тому же, возможно, они больше никогда не увидятся — сегодняшняя ночь же когда-нибудь закончится, а визиты, зачастую, одноразовые. Сегодня уже ничего не изменитьь — придётся смириться и вытерпеть, чтобы он ни сказал или ни сделал.
В зеркале она увидела своё заплаканное лицо. «Рёвушка-коровушка», — усмехнулась она и вспомнила одно из правил, о котором упоминали её напарницы: не показывай мужчинам своих слёз. Никогда.
Что делать — она понятия не имела. Но выйти так не могла. Сполоснув лицо холодной водой, вытерла его насухо и переодела платье. Голубое. Посидела на краю ванны, ожидая, пока с лица спадёт краснота, и нанесла немного пудры.
Взгляд её упал на квадратный пакетик, переданном ей ещё до его прихода, о котором она успела позабыть.
Взяв его в руки, девушка вышла. Он поднял на неё взгляд и спросил:
— Всё в порядке?
— Да, — прохрипела она и, чуть откашлявшись, протянула ему презерватив. — Я не знаю, когда его использовать. Возьми.
Он перевёл взгляд с девушки на пакетик — и обратно.
«Возьми уже!» — мысленно кричала она, чувствуя в руке дрожь. Сейчас же выбросит, в конце концов! Парень осторожно выхватил пакет, не прикасаясь к девушке.
— Он нам сегодня не понадобится, Китнисс.
— Почему? Это одно из нерушимых правил.
— Мы не будем заниматься сексом. Пока.
— Почему? — Китнисс всё ещё не понимала, что она сделала не так. Завтра её наверняка вызовут в кабинет Маргарет, и она имеет право хотя бы знать причину. — Почему? — настойчиво повторила она.
— Хочу, чтобы мы лучше узнали друг друга… А сейчас мне пора. Я и так задержался, не планировал столько времени сегодня провести с тобой. Проводишь?
— Ты ещё придёшь? — уточнила она удивлённо.
— Обязательно! — заверил он её, будто были ещё какие-то варианты. — Только не знаю, когда.
Уже возле калитки он протянул ей маленькую коробочку.
— В честь нашего знакомства. Хотел подарить, когда ты выйдешь из ванны, подумал, как же ты удачно платье подобрала — голубое. Гармонировало бы. Но ты спутала все мои планы со своим презервативом, — улыбнулся он. — Бери!
Она осторожно взяла коробочку в руки.
— Можно посмотреть?
— Мне бы было приятно, если бы ты его ещё и носила.
Она открыла коробочку, в которой лежала цепочка с кулоном с синим сапфиром.