Влюбленная поклонница
Шрифт:
Перестав плясать, она вперилась в подпись – на мой взгляд, вперилась слишком внимательно.
– Он очень торопился, – сказала я, – там была такая очередища за автографами.
Аманда еще какое-то время смотрела на автограф, потом перевела взгляд на меня. Ледяные пальцы страха пробежали у меня по спине.
– Эх ты, Стейси… – она сокрушенно качала головой.
– А что?
Я сглотнула. Неужели она каким-то образом догадалась – уже?
– Могла бы попросить его написать «Аманде – с любовью».
– Ну конечно! Извини
– Не обижайся, – обняла меня Аманда. – Конечно же, ты молодчина, Стейси.
С диском в руках она помчалась в гостиную.
– Мама! Я получила автограф Эдди Идена!
Правильно, Аманда. Продолжай в это верить, и все будет хорошо.
Наверное, можно сказать, что я ее обманула, – но ведь это было сделано ради ее же блага. Что же в этом плохого? В первый раз я заслужила одобрение Аманды. Она парила по дому в тридцати ярдах от пола, довольная и счастливая.
1
Двухминутная речь президента А. Линкольна 19 ноября 1863 г., считающаяся классическим образцом ораторского искусства (прим. пер.).
Так бы все и продолжалось, если бы не одна из Свистушек – тупоголовая подружка Аманды Черил Радик.
Глава VIII
Коварная Черил Радик
Черил Радик? Как ее вам описать? Иногда бывает, что и слова «Свистушка» для этого мало. Сказать, что Черил Радик Свистушка, все равно что сказать, что дом, в котором я живу, построен из кирпичей. То есть да, конечно, из кирпичей, но это далеко не все.
Не сказать, что она самая глупая из команды Свистушек. (Мы так называем подружек Аманды за то, что они называют нас Занудами.) Самая глупая из Свистушек Рейчел Голдстейн.
Черил и не самая главная из них воображала. Королева воображал всего Фор-Корнерса – это Натали Смит со своими длинными пепельно-белокурыми волосами и писклявым голоском маленькой девочки.
И все-таки больше всех из Свистушек мне не нравится Черил.
У нее такая прическа, будто она сунула язык в электрическую розетку. Иногда из-за этих своих торчащих во все стороны волос она мне напоминает рассерженного дикобраза. И что самое смешное – она сооружает такую прическу нарочно. Думает, что так она классно выглядит.
Знаете, бывает, когда человек строит рожи, ему говорят: «Смотри, переменится ветер, и ты таким и останешься». Я думаю, именно это и случилось с Черил.
Кто-нибудь сказал ей: «Слушай, Черил, сострой рожу, как у гиены!» Она состроила. А тут ветер переменился. И теперь ей приходится все время ходить с гиеньей мордой. И это было бы еще ничего, если бы не ее смех – он у нее тоже как у гиены.
На следующее утро мы с Амандой сидели на низкой каменной стене у школы. То, что мы вот так вместе сидим, было приятно и непривычно, хотя общего разговора не получалось, потому что каждая говорила о своем.
– Здесь написано, что любимый цвет Эдди Идена голубой, – сказала Аманда, заглянув в журнал. – Вот удивительно! Мой любимый цвет тоже голубой!
– Поэтому мы решили, что черно-белый щенок будет Кингом, – сказала я. – А двух черно-коричневых мы назовем Моцартом и Квазимодо. Могу спорить, ты не знаешь, кто такой Квазимодо.
– «У него только что закончился двухлетний роман с супермоделью Кэрол Холендер», – прочла Аманда.
– У кого? У Квазимодо? – не поняла я.
– У Эдди Идена! – пояснила Аманда. – Может, ты все-таки будешь слушать, когда я с тобой разговариваю?
Она опять вернулась к своему журналу.
– Эдди говорит: «Людям, чья жизнь проходит постоянно в дороге, очень трудно сохранять личные отношения. Я не осуждаю Кэрол за то, что ей хочется большего. Мы с ней по-прежнему друзья», – Аманда вздохнула.
– Один белый щенок будет Лапкой, а второй Ангелом, – сказала я.
– «Кэрол Холендер говорит, что двум людям, преданным своей профессии, всегда находящимся на виду, очень трудно поддерживать между собой какие-либо отношения», – прочла Аманда. – Как же! А по-моему, она просто не слишком старалась!
Отсутствующим взглядом Аманда уставилась вдаль.
– Как я это хорошо себе представляю, – со вздохом произнесла она. – В Калифорнии у нас будет большой дом с видом на море. Там у меня будет своя студия – весь верхний этаж. Повсюду будут лежать холсты, приготовленные к отправке в разные галереи мира. А у Эдди тоже будет своя студия звукозаписи – в подвале. И мы так устроим, чтобы, когда он уезжал со своим оркестром в турне, я бы проводила выставки в… в… Париже, Риме и… и… ну, где так мокро. Знаешь, такой город, где вместо улиц каналы, – она посмотрела на меня. – Ты понимаешь, о каком городе я говорю? Там еще гондольеры есть.
– Детройт? – спросила я.
– Нет! Вена!
– Ты хочешь сказать, Венеция? Венеция – в Италии?
– Ну да, она самая, – кивнула Аманда. – В общем, как я говорила, если двое по-настоящему хотят быть вместе, они не позволят, чтобы их карьеры им помешали. Я смогла бы стать художницей с мировым именем и не завидовала бы карьере Эдди.
– Ну и молодец, – сказала я. – Будем надеяться, что он сможет вынести твою славу.
– Конечно, сможет, – подтвердила Аманда. – Я бы могла рисовать обложки для его альбомов.
Вдруг глаза ее стали совершенно круглыми.
– Слушай, я могу послать ему одну из своих работ – где я его нарисовала. Можно послать ему письмо через его звукозаписывающую фирму и вложить в него свой рисунок.
По выражению лица Аманды было ясно, что ее фантазии унесли ее очень далеко.
– А потом он напишет ответ, – продолжала она. – И попросит меня сделать обложку для следующего альбома. И мы встретимся, и он в меня влюбится и…
– Эй, погоди! Не торопись! – прервала ее я.