Влюбленные женщины (Женщины в любви)
Шрифт:
Ее сердце билось так сильно, что она едва могла дышать, однако она оставалась сильной и безжалостной.
– Я был в ужасном состоянии? – переспросил он.
– Когда ты впервые ко мне пришел. Я пожалела тебя. Но любви никогда не было.
Эта фраза, «любви никогда не было», безумным гулом отдавалась в его ушах.
– Зачем тебе так часто повторять, что любви нет? – спросил он голосом, полным сдерживаемой ярости.
– Ты ведь не думаешь,
Он молчал, охваченный ледяным гневом.
– И ты же не думаешь, что можешь любить меня, так? – почти язвительно усмехнулась она.
– Нет, – сказал он.
– Ты же знаешь, что никогда меня не любил, так?
– Я не знаю, что ты понимаешь под любовью, – ответил он.
– Нет, понимаешь. Ты прекрасно знаешь, что никогда меня не любил. Разве не так?
– Так, – сказал он, упорно следуя голосу истины.
– И ты никогда меня не полюбишь, – подытожила она, – не так ли?
В ней чувствовался какой-то дьявольский, невыносимый холод.
– Нет, – согласился он.
– А в таком случае, – ответила она, – чего же ты от меня хочешь?
Он молчал, ощущая лишь холод, испуг, ярость и отчаяние. «Если бы только я мог убить ее, – беспрестанно раздавался шепот в его сердце. – Если бы только я мог убить ее, я стал бы свободным».
Ему казалось, что только смерть могла разрубить этот Гордиев узел.
– Зачем ты мучаешь меня? – спросил он.
Она обвила руками его шею.
– О, я вовсе не хочу мучить тебя, – успокаивающе сказала она, словно утешая ребенка.
От такой дерзости у него похолодело сердце, он перестал воспринимать окружающий мир. Ликуя, что ей удалось вновь окутать его сочувствием, она не выпускала его шею из кольца своих объятий. Но это сочувствие было мертвенно-холодным, потому что в его основе лежали ненависть и боязнь, что он вновь подчинит ее себе, – а этому она постоянно должна была противоборствовать.
– Скажи, что любишь меня, – умоляюще попросила она. – Скажи, что будешь любить меня вечно – ну скажи, скажи!
Ее голос ласково обволакивал его. Однако в ее чувствах не было места для него, она уничтожала его своим холодным взглядом. А настойчивые требования выдвигала ее неумолимая воля.
– Ну скажи, что будешь любить меня вечно, – мягко настаивала она. – Скажи, пусть это и не правда, ну же, Джеральд, скажи.
– Я всегда буду любить тебя, – повторил он, с трудом выдавливая из себя слова.
Она быстро поцеловала его.
– Представь, что эти слова шли от сердца, – сказала она с добродушной усмешкой.
Он стоял с побитым видом.
– Попытайся любить меня немного больше, а желать немного меньше, –
Тьма волнами накатывала на его рассудок – огромными темными волнами. Ему казалось, что она унизила само средоточие его сущности, что ей казалось, что с ним не стоит даже и считаться.
– То есть ты говоришь, что не хочешь меня? – спросил он.
– Ты такой настойчивый, в тебе так мало изящества, так мало утонченности. Ты такой грубый. Ты хочешь сломить меня – растратить мою силу, я этого очень боюсь.
– Боишься? – повторил он.
– Да. Теперь, когда Урсула уехала, мне хотелось бы иметь отдельную комнату. А ты можешь сказать, что тебе понадобилась гардеробная.
– Делай, как знаешь, – можешь даже уехать, если хочешь, – удалось произнести ему.
– Да, я это понимаю, – ответила она. – Ты тоже можешь. Можешь оставить меня в любом месте – и можешь мне даже об этом не сообщать.
Его разум погрузился во тьму, он едва держался на ногах. Его охватила страшная слабость, он почувствовал, что может рухнуть на пол.
Сбросив одежду, он упал на кровать и лежал там, как лежит человек, на которого нахлынул мрак, мрак поднимающийся и опускающийся, точно черное волнующееся море. Он лежал почти в безумии, поддавшись этой странной, чудовищной качке.
Через какое-то время она выскользнула из своей постели и подошла к нему. Он не шелохнулся и так и лежал к ней спиной. Он почти не ощущал себя.
Она обвила руками его ужасающее, бесчувственное тело и прижалась щекой к его твердому плечу.
– Джеральд… – прошептала она, – Джеральд.
В нем не было никакой перемены. Она прижала его к себе. Она прижалась грудью к его плечам, поцеловала их через ткань ночной рубашки. Она смотрела на его напряженное, бездвижное тело. Она возбужденно настаивала, ее воля должна была заставить его поговорить с ней.
– Джеральд, дорогой! – прошептала она, наклоняясь к нему и целуя его в ухо.
Играющее, порхающее над его ухом ее дыхание, казалось, сняло скованность. Она почувствовала, как его тело постепенно расслабляется, что оно больше не было таким ужасающе, неестественно жестким. Ее руки обвили его ноги, бедра и лихорадочно двинулись вверх.
По его жилам вновь потекла горячая кровь, его ноги расслабились.
– Повернись ко мне, – настойчиво и ликующе прошептала она, забывшись.
Наконец-то он отошел, и его тело вновь обрело свои тепло и гибкость. Он повернулся к ней и сжал в объятиях. И когда он почувствовал на своем теле ее тепло, ее восхитительную и удивительную мягкость и податливость, его руки напряглись. Он словно пытался раздавить ее, лишить ее сил. Теперь его разум превратился в твердый и неуязвимый алмаз, и не было смысла ему сопротивляться.