Вместе мы удержим небо
Шрифт:
Когда врач, наконец, вышел, он положил ладонь на плечо Луке. И она все поняла. Поняла по тому, как крепко он сжал ее плечо. Он увел ее в маленькую комнатку в самом конце коридора. Указал жестом на диван, она села. Он сел на стул прямо перед ней.
— Лука.
Ей не понравилось, что он назвал ее по имени.
— Это
— Я хочу знать правду, — сказала Лука.
Когда Лука впилась в него взглядом, врач даже отпрянул, вжавшись в спинку стула.
— Я понимаю. Конечно, ты хочешь знать, что произошло.
Он помолчал немного. Потом, как бы решившись, продолжил:
— Если быть честным до конца, я и сам не понимаю, как это могло случиться. Ведь и твой, и его организмы так хорошо справились с операцией. Мы не смогли найти никакой явной причины того, почему это должно было случиться именно сейчас.
Он замолчал. Взгляд его забегал по стене позади нее.
— Ну, так что?
Врач совсем затих.
— Говорите же, — настаивала она. — Я хочу знать все.
Лука пыталась поймать его взгляд.
— Ну, хорошо.
Прежде чем снова решиться продолжить рассказ, он поднял глаза к потолку.
— Я никогда не слышал, чтобы донорское сердце так себя повело. Что-то должно было произойти с ним в последние сутки. Что-то, чего оно не выдержало. Но это же… твое сердце. Должно было случиться что-то, чего не выдержало твое сердце.
Он поцарапал штанину брюк ногтем указательного пальца, покрытого заусенцами.
— Под конец это сердце не смогло прогонять достаточно крови по его телу. Пришлось сделать надрез, вскрыть грудную клетку. Чтобы подключить механическое сердце. Когда вскрыли грудную полость…
Он поднялся и отошел к окну, повернувшись к Луке спиной.
— Когда вскрыли грудную полость, то увидели, что сердце совершенно почернело. И оно уменьшилось в размерах, оно не заполняло больше сердечную сумку целиком. Я видел это своими глазами, вот только что. Там, у него в груди, пряталось сморщенное, отвердевшее и почерневшее сердце. Мы не имеем ни малейшего представления, почему так случилось. Это необъяснимый случай необратимой сердечной недостаточности.
Она смотрела вниз, на свои руки. Они неподвижно лежали у нее на коленях.
— Я знаю, — прошептала она. — Я знаю почему.
Твои похороны были такими красивыми, Гард. Но ты это знаешь, разумеется. Как это было странно — стоять возле открытой могилы, пожимать руку всем этим людям, которые произносили слова, не соизмеримые с тем, что произошло. Слова, место которым на машинописных открытках с изображением креста.
Я встречаюсь взглядом со своим отражением в окне. Теперь-то я вижу это. Я, наконец, вижу то, что чувствовала всю неделю с тех пор, как тебя не стало. Я не одна. Я знаю, что ты здесь.
Внутри меня. Я чувствовала это все время. И чувствую еще сильнее теперь, когда тебя нет, чем тогда, после операции.
Синий металлический отблеск освещает мои черные глаза. Но в этом нет твоей вины, Гард. Это ведь я шагнула на дорогу. С наушниками на голове.
Я вижу облака, уплывающие за горизонт. Небо, чистое и надежное. Оно никогда не упадет. Мы сумели сделать то, о чем мечтали. И мы продолжаем делать это.
Держим небо.