Вместо громких слов
Шрифт:
Катя пошла к двери, а Сергей за своим столом уже хрюкал от смеха. Она произнесла слово «профессионалы» экспромтом, чтобы уесть участкового. И тут же поняла, что ей нужно сделать. Найти в интернете юриста из тех, которые напрямую общаются с людьми, дают советы на своих страницах, объясняют что-то в прямых эфирах. Им можно писать и в комментариях, и в личку. Они работают на свой имидж и, как Катя слышала не раз, иногда берутся чуть ли не бесплатно за интересные дела.
Катя почти бежала к домашнему ноутбуку: набирала в поисках объявления юристов, адвокатов со ссылками на аккаунты в соцсетях. Ее интересовали только женщины. Во-первых, она была очень стеснительной, во-вторых, с одним мужчиной она сегодня уже пообщалась. Нечего и пытаться достучаться до чужого человека, если не только Сережа, но даже
К вечеру Катя выбрала нескольких кандидатов, точнее, кандидаток для вовлечения в свой план. Напряженно изучала их фотографии, вслушивалась в интонации их прямых эфиров, вчитывалась в тексты. Старалась принять взвешенное решение, а выбор сделала в пользу самого экзотического варианта.
Елизавета Миляева на своей странице ежедневно объясняла какие-то правовые положения на примерах конкретных ситуаций. Катя читала сухие объяснения мельком, ее интересовали пока только эмоциональные отклонения автора от сути. Да, эта Елизавета пишет и о своей жалости, о протесте против равнодушия и жестокости людей или системы. Ищет грамотные способы достучаться. А во время прямых эфиров вообще часто рассказывает о собственной грусти, сомнениях и даже ошибках. И все это странно и причудливо сочетается с обилием фотопортретов автора. Не просто фото, а именно портреты. Художественные работы. На них невероятно эффектная дама в нарядах и украшениях, каких Катя не видела у голливудских звезд. Понятно, что макияж, редактура, фотошоп, но в любом случае это тип женщины, который Кате кажется недостижимым идеалом. Как она однажды прочитала в романе Голсуорси, «вытянутый тип». То есть очень худая женщина, с руками, как лебединые крылья, с бесконечно длинной шеей, с породистым удлиненным носом. Волосы вытравленно-белоснежные, но в этом не вульгарность, а стерильность. Во всем такая утонченность… По крайней мере, так кажется Кате. И такая экзотическая внешность сочетается с ясным, четким умом и нежной душой.
Катя срочно послала Елизавете запрос в друзья, получила подтверждение, написала ей в личку призыв о помощи без подробностей, оставила телефон. И – чудо! Через пять минут раздался звонок с незнакомого номера, и довольно низкий, чуть резковатый женский голос произнес:
– Это Елизавета Миляева. Добрый день, Катя. Я вас слушаю.
Тем же вечером Катя отправилась к своей новой знакомой домой. Дошла от метро по безлюдной улице до пустого двора двенадцатиэтажки. Поднялась на нужный этаж, дверь открылась… Катя в волнении часто перестает видеть, слышать и понимать. Женщина, которая открыла ей дверь, была в джинсах и растянутой майке, без маски. Она кивнула Кате на вешалку в прихожей, поставила перед ней большие теплые тапки. Катя машинально разделась, переобулась и прошла в комнату, будучи в полной уверенности, что перед ней домработница или родственница адвоката Миляевой.
В просторной гостиной Катя уселась в большое кожаное кресло, сложила руки на коленях в ожидании и застыла. «Домработница или родственница» какое-то время внимательно на нее смотрела, а потом весело рассмеялась:
– Ждешь ту даму в шикарном наряде с портрета? Люблю этот момент. Это я и есть, Катя. Просто дома я снимаю свою шикарную выходную шкуру. Да, и кожу вместе с нарядом. И остаюсь собой: гадким утенком, который просто научился на время превращаться в прекрасного лебедя во имя трудов и подвигов. Да, и корысти ради, не буду скрывать.
Катя выбралась из своей оторопи и поняла, что все сложилось самым лучшим образом. Ей не придется робеть из-за нереальной красоты и роскоши умной собеседницы. Она ей так даже больше понравилась. Наверняка примитивный и грубый человек назвал бы Елизавету некрасивой: не просто худая, а вся состоящая из торчащих костей и выступающих жил, с маленькой головой на очень длинной шее, с небольшими глазами, тонкими губами и длинным носом. У Елизаветы даже уши были нестандартные – крупные и оттопыренные. И она ничего не пыталась сгладить или скрыть. Даже подстрижена так, чтобы волосы полностью открывали уши. Это же внешнее выражение откровенности и честности! Именно сейчас она показалась Кате естественным и милым человеком. Они легко перешли на «ты». Елизавета принесла кофе и бутерброды.
– Извини, больше ничего нет, я себе не готовлю. Давай рассказывай.
Катя говорила долго и сумбурно, пересказывала все, что слышала во дворе и от участкового Сергея, постоянно возвращалась к своим чувствам и подозрениям. Вспомнила, что Гриша отдыхал не только за границей, но и в каком-то странном монастыре, о котором ничего конкретного никогда не говорил.
– Ты понимаешь, Лиза, он ведь физически слабее, чем была его мать. Это даже одна соседка – врач сказала. Что ты думаешь обо всем этом?
– Насчет физической слабости ничего не думаю, пока не узнаю его диагноз. Есть психиатрические состояния, когда человек становится в припадке намного сильнее. Монастырь наводит на размышления. А вообще неразвитая мать с не очень здоровым, эмоционально зависимым сыном – это добыча для любого криминала. Квартира у них хорошая?
– Да, очень. И дом совсем новый, самый лучший в районе. Зина, говорят, судилась с управой, чтобы в него попасть. У них с Гришей какие-то льготы.
– Тогда не станем тратить время на догадки. Я постараюсь поискать информацию. У меня есть свои помощники. От результатов и будем плясать: ты ведь даже не родственница. Требовать расследования мы сможем, если я нарою что-то, указывающее на криминал.
– Ох, спасибо тебе. А навестить его нельзя будет? Я бы очень хотела.
– Попробуем. Мне самой интересно.
– Лиза, я принесла немного денег, это только мои сбережения. От мужа и сына даже скрываю. Если не хватит, я потом еще принесу. Я же понимаю, какие расходы, сколько работы.
– Пока никаких расходов. Держи у себя свои сбережения. Я скажу, когда и на что понадобятся деньги.
После этой встречи Елизавета несколько раз звонила Кате: уточняла какие-то детали, поручала найти доступную информацию. Говорила сухо, коротко, на вопросы Кати вообще не отвечала. Та не обижалась, просто перестала спрашивать. Опять вроде осталась сама с собой: ее бросало в жар и холод. Она думала о том, что, пока Елизавета будет находить материал, анализировать его в своих профессиональных целях, с Гришей может случиться что угодно. Или наоборот, Лиза поднимет опасную волну, все заинтересуются этой историей. Люди такие алчные и жестокие, Катя боялась, что их всех может смести каким-то жутким ураганом. Как ни крути, миром управляют не женщины. Не такие женщины. Катя себя даже не берет в расчет, но и мудрая Лиза – такая слабая против настоящего страшного зла, с этой своей откровенностью, эмоциональностью, с оттопыренными беспомощными ушами, выставленными напоказ. Да и не ест она ни черта. Вот кому нужны кисель и котлеты. Тут она вспоминала Гришу и начинала плакать, жалея уже их всех, особенно своего сына Валеру, который без нее вообще былинка на ветру и добыча всех негодяев.
Кате казалось, что с момента встречи с Лизой прошла куча времени. А когда та позвонила и сказала, что заедет за ней на следующее утро, Катя посмотрела на календарь и увидела, что миновало всего три дня. Вопросов Катя, конечно, не задавала. На расстоянии Елизавета опять казалась недостижимо эффектной и важной. Не хватало еще раздражать ее своей простотой.
Катя договорилась на работе, что побудет в самоизоляции дней десять, поработает дистанционно: тест на корону отрицательный, но есть слабость и покашливание. Лучше пересидеть. Они там позорно обрадовались: к гадалке не ходи – не пришлют зарплату. Ладно, ее дело сейчас дороже.
Утром она надела свой самый торжественный черный брючный костюм, голубую блузку, подмазала ресницы. Неизвестно, с кем и на каком уровне придется общаться. Лиза позвонила ровно в девять:
– Ты готова? Я внизу, у твоего подъезда. Мы, кстати, едем в больницу к Гаврилову. Можешь захватить ему то, что хотела привезти.
– Да ты что! Ну как же ты мне раньше не сказала… Я бы приготовила… Ладно, у меня все есть в холодильнике. Ты же подождешь немного?
– Не торопись. Он оттуда никуда не денется. Но бери только то, что он может за один раз съесть. Там нет мест для хранения.