Вне времени
Шрифт:
– А если то, чего я ожидаю, не случится?
– спросил Копински.
– Это тоже реальность?
– На подобный вопрос нет ответа.
– Понятно. Кто следующий?
– Спиноза вообще не относил время к реальной субстанции. Согласно ему, все эмоции, имеющие отношение к будущему или прошлому, противоречат рассудку. Только невежество заставляет нас думать, что мы можем изменить будущее.
– Если мы согласимся с этим, то можем выкинуть наши значки и покинуть Бюро… Что еще?
Дина отделила несколько страховых квитанций от бумаг с записями, положила их сверху в свою сумочку и продолжила.
– Шопенгауэр
Копински откусил конец зубочистки и задумался.
– Что это значит?
– Не знаю… Гегель тоже не верил в пространство и время, потому что за ними стоят разделение и множественность, а только единое может быть реальным… Хьюм определил время как одно из семи философских отношений, но, кажется, запутался в том, видим ли мы причины вещей или только результаты причин… Кант считал, что время реально, но субъективно, то есть существует лишь в нашем воображении, в нашем понимании, а не в реальном мире.
– Как он это себе представлял?
– Это вытекает из его основной теории, будто наши ощущения возникают благодаря двум вещам: первое - то, что мы видим, и думаем о нем как о реальном; второе - то, что мы прибавляем к реальности от себя. Например, если мы носим красные очки, то видим все в красном цвете. Но это просто наше индивидуальное восприятие. Пространство и время, которые мы считаем атрибутами Вселенной, в действительности являются личностными понятиями, потому что так устроен наш мозг.
Копински поразмыслил над этой новостью.
– А как же получается, что у всех очки одного и того же цвета? Почему мы всегда видим крышу сверху дома, а не наоборот? Дина кивнула, продолжая искать ручку в залежах бумаг.
– Многие философы задавали тот же вопрос.
– И что им ответил Кант?
– Ничего не ответил, не успел. Философы начали задавать свои вопросы после того, как ученый умер.
Копински откинулся на стуле и некоторое время помешивал кофе. Дина между тем пыталась как-то привести в порядок свои записи. Наконец он отважился задать главный вопрос:
– Пришли ли все-таки эти ребята хоть к какому-то согласию?
– Нет.
Копински кивнул; по его виду было ясно, что он услышал именно то, что ожидал услышать.
– И все же мы должны были попытаться поговорить с философами. Жаль, что эти парни ни в чем не смогли нам помочь.
– Что будем делать дальше?
– спросила Дина. Он задумчиво отхлебнул кофе.
– Вернемся к месту преступления. Или, в нашем случае, к местам. Самые большие отставания во времени случались, по нашим сведениям, в аэропортах (перед тем как они закрылись), на телевидении, в телефонных компаниях и на электростанциях. Надо связаться с ними.
– Я думала об этом.
– Дина снова покопалась в своей сумочке и извлекла оттуда записную книжку.
– И кое-что наметила.
– Отлично. А я закончу работу над списком, который мы составили, - сказал Копински, доставая из нагрудного кармана
– Можешь взглянуть.
– И кто у вас на очереди?
– спросила Дина.
– Священник, - губы Джо выразительно скривились.
– Почему бы не попытаться?
00:05
Копински отыскал церковь святого Вита-в-Полях в нижнем Ист-Сайде за Манхэттенским мостом. Церковь затерялась в лабиринте улочек, с которых начинался Нью-Йорк. Непритязательный каменный фасад приютился между отвесно вздымающимися громадами небоскребов. Казалось, что с годами храм уступал свои позиции, и однажды разрастающийся город окончательно его вытеснит. Дом настоятеля был тут же, за церковью, в узком проулке, отгороженном от улицы железной решеткой. Дверь открыла улыбающаяся седая экономка. Приняв у Копински пальто и шляпу, она сказала, что день сегодня для ноября выдался просто отличный, и проводила его наверх в кабинет отца Бернарда Мойнихэна.
Кабинет оказался теплой и уютной комнатой с дубовыми стенами и темно-коричневым ковром на полу. Книжные полки занимали всю стену по обе стороны обитого кожей стола. Напротив пылающего камина, в который экономка подкидывала угольные брикеты, стояли два кресла.
На вид отцу Мойнихэну можно было дать лет пятьдесят - шестьдесят. Это был здоровяк, ростом не меньше пяти футов десяти дюймов, с цветущим резко очерченным лицом и зачесанными назад седыми волосами. Шагнув навстречу гостю, он весело потер руки.
– А, мистер Копински, который умеет находить исчезнувшие вещи!
– Священник кивнул головой на каминные часы.
– И вовремя, что просто удивительно.
– Его мягкий ирландский акцент не смогли стереть даже долгие годы, прожитые в Америке.
Копински извлек свои механические часы и сверил их с каминными. Совпадение было с точностью до минуты.
– Здорово!
– воскликнул он.
– Такое я вижу в первый раз.
– Ага, теперь вы поняли?
– сказал отец Мойнихэн.
– Значит, вы впервые за все это время оказались рядом со святым местом.
– Копински заметил усмешку, которая таилась в глазах настоятеля.
– В этом все дело?
– спросил детектив.
– В святости?
– Конечно, стоит только взглянуть на те места, где все это происходит, и задаться вопросом, нет ли между ними чего-нибудь общего. Но начнем с главного. Не хотите ли чаю, мистер Копински?
– А нельзя ли кофе?
– Конечно-конечно, но я говорю не о той чашке с водой, где плавает одна чаинка, которую вам обычно подсовывают. Я имею в виду настоящий чай, заваренный в чайнике, как повелел Создатель. Это одна из двух хороших вещей, рожденных в Англии.
– Взгляд священника был чист и ясен. Он видел Копински насквозь.
– Благодарю, я попробую.
– Пожалуйста, Энн, чайник чаю на двоих, - попросил отец Мойнихэн экономку.
– И бисквиты.
– Ну а какая же вторая хорошая вещь родилась в Англии?
– осведомился Копински.
– О, это та самая скучная штука, которую называют здравым смыслом. На мой взгляд, это совсем неплохое изобретение. Его пытались импортировать, но неудачно. Для Ирландии, например, оно оказалось слишком экзотичным. Не подошли климат или почва.
– Вы знакомы с растениеводством?