Вне закона. Бастард и попаданка
Шрифт:
Ага, а еще, почему ты так странно одета. Чтоб бедный мозг моего собеседника не закипел, я плотнее запахнула плащ. И прибегла снова к приему – все забыла.
– Пипин, ты очень добрый и хороший, – полила бальзамом его душу. – Я сама не знаю, как все случилось.
– Ну тогда сама иди в мэрию и жди там своих родственников. Провести тебя не могу. Там не жалуют нашего брата.
– А почему? – я захлопала глазками в надежде узнать хоть еще что-нибудь об этом странном месте.
– А потому что налоги мы не платим, с общественных работ сбегаем и можем
– И много налогов тут платят? – спрашиваю лишь для поддержания разговора, так как продолжаю лихорадочно соображать, на какую помощь могу рассчитывать.
– Да половину дохода! И всем плевать, сколько у тебя едоков. Крестьяне – половину урожая, торговцы – половину выручки. Сборщики налогов за всеми следят, всему учет ведут.
А мне чуть не стало плохо. Если есть крестьяне, значит есть поля, и этот дурдом не ограничивается территорией города. И если следят даже за крестьянами, то шансы быть пойманной и в отдалении от города велики. Но не сидеть же здесь и ждать, пока настоящие родные меня найдут с полицией здесь!
А есть ли у меня родные? Божечки, как же страшно не знать кто ты и где ты! Но надеюсь, вопрос «кто ты» прояснится, а вот из «где ты» надо бежать. Подальше.
– Вот и детей не заводят много. С женами не спят, чтоб те не понесли, а бегают к блудницам.
Тогда получается, что эти самые блудницы препятствуют демографическому росту. Не появляются новые налогоплательщики, соответственно, самоотверженный труд блудниц не выгоден правительству. Тогда хотя бы становится понятно, почему меня сразу в клетку и на веревку.
Мозг, кажется, уже закипал в поисках решения – как отсюда выбраться? И когда уже отчаялся, пришла безумная идея. Но поскольку она была единственной, выбирать не приходилось.
– Послушай. А ты мог бы сделать кое-что для меня? Я здесь больше никого не знаю. И ты единственный мужчина, который мне может помочь, – я сделала руками «сломанные птичьи лапки» и доверчиво заглянула ему в глаза.
А он заметил мои обожженные кисти.
– Что это? – с опаской спросил он. Хотя, думаю, и лишай ему не страшен. Но рассказывать о своих приключениях я не стала. И опять пришлось соврать.
– Не помню. Но очень болит.
И это я заметила только что. Когда петляла по улицам, убегая из тюрьмы, сидела здесь в изнеможении, я не чувствовала боли. Наверно, адреналин, который бушевал в крови, работал как анестетик.
– Обожгла чем-то, – констатировал он. – Подожди. Сейчас все сделаю.
Он взял несколько древесных угольков от давно остывшего костра, положил их на большой валун и другим камнем растолок в порошок. Достав из котомки баклагу, налил сверху немного воды, чтоб получилась кашица.
– Вот. Готово, – гордо произнес Пипин и, зачерпнув горстью «снадобье», нанес мне на руки. Причем, сделал это так быстро, что я не успела и ни отшатнуться, ни как-то по-другому среагировать. Но ужасающего вида лекарство, как ни странно, сняло жжение. Я удивленно посмотрела на доморощенного лекаря.
– Пипин, ты настоящий рыцарь. Ты спас меня!
Польщенный обращениями «единственный мужчина» и «рыцарь», он заулыбался. Очевидно, и вид беззащитной, нуждающейся в помощи девицы не мог не зацепить самые тонкие струны, которые все равно есть в душе самого черствого и расчетливого представителя сильного пола.
И он решил быть последовательным. Помогать так помогать!
– Говори, что нужно, – он примерил на себя белый рыцарский плащ, чтоб выручить несчастную потеряшку.
– Тисни где-нибудь платье на меня и чепчик? А? А я тебе подарю замечательную вещицу, – замирая от волнения, я озвучила на понятном ему языке жизненно важную просьбу.
Пипин озадачился, а я, чтоб подстегнуть его желание выручить бедняжку, достала из кармана зажигалку. Надо сказать, выглядела она «дорого – бохато» – металлическая с золотым напылением.
– Это золото? – шумно сглотнув, «рыцарь» уставился на вещицу. И то, как он на нее таращился, снова подтверждало факт, что я нахожусь в настоящем затерянном мире – Пипин не видел зажигалок. Как и тот стражник, которого я заговорила. Возможно, это потомственные владения какого- нибудь богатого психа, который согнал сюда народ под видом стройки века и устроил своеобразное эко-поселение. Сначала люди еще помнили, что такое телевизор, электричество, демократия, а потом просто забыли. И жили они из поколения в поколение в полнейшей автономии, как подопытные кролики.
Это мой уставший мозг не хотел мириться с тем, что я сошла с ума, и придумывал новые логические объяснения.
Хотя и эта версия не выдерживала никакой критики. До перестройки не было таких богатых, кому позволили бы такое глумление над людьми. А значит, о поколениях не может быть и речи.
Стоп! А может определение «дурдом» и не просто фигура речи? Вдруг это какая-то экспериментальная психиатрическая клиника для людей, чувствующих себя рыцарями, менестрелями, юродивыми? А где-то живут такой же обособленной общиной Наполеоны, генералы Гранты, Элвисы Пресли и прочие известные личности. И они благополучно существуют в том мире, который отвечает их внутренним запросам? А рядом переодетые в стражников, простых торговцев и представителей прочих профессий санитары зорко следят за состоянием пациентов?
И психи комфортно себя чувствуют среди своих. Ну да! Конечно! Я облегченно выдохнула. Как заказник, где животные обитают в своей среде. Их охраняют и при необходимости лечат.
Но где гарантия, , что, если я вычислю санитаров, меня не посчитают пациенткой? Как я докажу обратное, если не знаю, кто я? Значит, надо отсюда выбраться, и решать вопросы по мере поступления. Сейчас мне нужна одежда. И помощь Пипина.
Вот сейчас можно было сказать, да, золото. Но врать я не умею. Хотя не мешало бы научиться. Ведь иногда это реально может быть ложь во спасение. И в данном случае, речь шла о спасении меня. Но как бы то ни было, я не соврала.