Внезапная смерть игрока (часть сб.)
Шрифт:
– Вы знаете, Войцеховский очень любит, чтобы в доме у него всегда были хорошие напитки. Чуточку этим даже похваляется. Поэтому во время игры в бридж для начала вкатывают небольшой столик на колесиках со множеством всяческих бутылок. Коньяки, ром, ликеры; к этому – подсоленные сухарики, орешки, шоколад. Гостей прежде всего угощают кофе. К нему – домашнее печенье и богатый выбор разных напитков. Профессор обычно сам наливает всем напитки, а бокалы ставит на круглые бумажные салфетки, потом каждый по цвету салфетки легко находит свой бокал. После кофе и светской, так сказать, беседы все ставят свои бокалы только на свои
– Судя по вашим словам, любой из присутствовавших в доме профессора мог подойти к столику и, зная цвет салфетки Лехновича, спокойно всыпать яд в его бокал?
– Конечно, мог. За те пять-шесть часов, что мы находились у Войцеховских, каждый хоть раз подходил к столику, чтобы что-нибудь выпить, и, вполне понятно, никто при этом друг за другом не следил.
– Из того, что вы рассказали, следует также, что всыпавший яд в бокал Лехновича мог совершенно уверенно ждать финала, поскольку перед уходом все гости непременно допьют свои бокалы, так сказать, «на посошок».
– Ядумаю, – Потурицкая была женщиной сообразительной, – что обычая пить «на посошок» в доме Войцеховских могли не знать только профессор из Гливиц и англичанин. Они были у них в гостях впервые.
– Вы так полагаете?
– Абсолютно уверена. Как вы понимаете, просидев в гостях шесть часов кряду, притом с обильными закусками и выпивкой, человек неизбежно испытает потребность посетить туалет. Оба гостя не знали расположения комнат, и Зигмунт обоим показывал дорогу.
– Да, – улыбнулся поручик, – из вас получился бы неплохой детектив.
– Вы знаете, все говорят, что я отличаюсь редкой наблюдательностью. – К числу, достоинств пани Потурицкой, как видно, относилась еще и скромность. – Впрочем, это вовсе не исключает, – тут же торопливо добавила она, – что один из них мог оказаться убийцей Лехновича. Им нетрудно было заметить, что доцент любит приложиться к рюмке. Еще до ужина он несколько раз подходил к столику. Следовательно, можно было предполагать, что он не преминет сделать это и позже.
– Вы оказываете нам просто неоценимую помощь, – продолжал расточать комплименты поручик, стремясь вытянуть из нее как можно больше сведений. – В милиции с такими способностями вы бы сделали карьеру.
– Куда уж мне, таких старух в милицию не берут, – кокетничала Потурицкая.
– Если бы все были такие «старухи»… – не сдавался Межеевский.
– Вот уж не думала, что милиционеры могут быть так любезны, – не осталась в долгу пани Янина. – Вы совершенно не похожи на своего грубияна полковника.
– Скажите мне откровенно, сугубо, конечно, доверительно, никто из женщин, находившихся в доме Войцеховских, не состоял в близких отношениях с Лехновичем?
– Любовницей его была эта горе-актриса, Мариола Бовери, но, как я слышала, роман их подходил уже к концу. Лехнович все никак не мог придумать, каким образом выкурить из своей квартиры эту особу, прочно обосновавшуюся у него с намерением надолго бросить там якорь.
– А что, у Мариолы Бовери нет своей квартиры? Ведь она же артистка?
– Она живет с родителями, хотя ей уже под тридцать. Да и какая она артистка! Она все цеплялась за разных псевдорежиссеров и операторов, их было больше, чем фильмов, в которых она играла крохотные роли служанок. Ни на что большее она не способна.
– А супруга Ясенчака? Она ведь совсем недурна собой и могла понравиться Лехновичу. Я слышал, он вообще-то питал слабость к прекрасному полу.
– Слабость – мягко сказано, он был просто бабник. Отвратительный бабник. Говорят, еще в бытность ассистентом в Политехническом институте он принимал зачеты у студенток только у себя на квартире.
– Следовательно, мог клюнуть и на привлекательную супругу доктора?
Янина Потурицкая рассмеялась.
«– Так вы действительно ничего не знаете?
– А именно?
– Ну как же, ведь Кристина была первой женой Лехновича. И лишь после того, как он ее бросил, окрутила Ясенчака. Доктор, правда, намного старше ее, но зато известный врач с положением в обществе и с хорошими деньгами.
– Что вы говорите! Для меня это настоящая сенсация!
– В свое время это был крупнейший скандал в нашем столичном мирке. Все были просто шокированы. Лехнович сделал Ясенчака всеобщим посмешищем.
– Не удивляйтесь моему невежеству – я четыре года провел в офицерской школе в глубокой провинции. Да и потом не сразу вернулся в родную Варшаву, а служил в небольших городках и, таким образом, не мог следить за столичной хроникой.
– Лехнович разделался с Кристиной в один день. Спровоцировал скандал и попросту вышвырнул ее на улицу. По специальности она была медицинской сестрой, и, хочешь не хочешь, пришлось ей пойти работать, чтобы хоть как-то существовать. Попала она в клинику Ясенчака, а он также был падок на молоденьких хорошеньких девиц. Короче говоря, принялся утешать отвергнутую женщину, утешал довольно успешно, и Кристина забеременела. Доктору пришлось жениться, куда денешься? Скандал мог подорвать его удачно начавшуюся карьеру. Ясенчак как раз в то время добивался назначения на должность эксперта при ООН. Ребенок родился всего через каких-нибудь три-четыре месяца после свадьбы.
– Случай не столь уж редкий, – рассмеялся поручик.
– Да, но главная сенсация была впереди. Лехнович обратился в суд с заявлением, в котором просил не признавать Ясенчака отцом ребенка, поскольку тот женился на ней всего лишь за месяц до рождения ребенка и, следовательно, он, Лехнович, является отцом ребенка.
– А в действительности?
– А в действительности он бросил ее за два года до рождения ребенка, но развод свой они официально не оформили. Лехновича вовсе не интересовал ребенок, ему важно было втянуть Ясенчака в скандальную историю. На суде он доказывал, что Ясенчак стар, а он, Лехнович, человек молодой и полный сил. Этот процесс стал подлинной сенсацией в «варшавском свете». Правда, проходил он при закрытых дверях, но в коридорах толпились сотни людей. А сам Лехнович в перерывах между судебными заседаниями пространно комментировал в кулуарах все происходившее в зале суда, все свои выступления и речи. Короче, он надолго сделал Ясенчака всеобщим посмешищем.