Внимание: неопитеки!
Шрифт:
Мне показалось, что она всхлипнула.
— Неужели все так плохо? — осторожно спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.
Она вдруг зло посмотрела на меня, резко поднялась и, процедив сквозь зубы: «Студень!», куда-то ушла.
— Не связывайтесь с ней, послушайтесь моего совета.
Я повернул голову. Мой тучный сосед, наклонясь в мою сторону, доверительно продолжал:
— Я ее вижу здесь третий вечер, и каждый раз у нее скандалы. Вчера, например, она облила черным кофе бразильского
— Алтея Гирон, — наугад брякнул я, чтобы отвязаться от непрошенного собеседника.
— Ага, — удовлетворенно прохрипел сосед и, медленно наливаясь темной кровью, стал смотреть на эстраду. Там появилась четвертая танцовщица, которая под веселое жеребячье ржанье саксофона мимоходом освобождалась от одежд.
Где-то у выхода возник шум, кто-то вскочил, завизжала женщина. Туда спешил метрдотель и мелькало красное платье. Дело это, видимо, было обычное, потому что большинство продолжало смотреть на эстраду, а оркестр играл без всякой заминки.
Но тут произошло что-то еще. У выхода внезапно наступила тишина. Три молодых человека, сидевшие с девицами за два столика от меня, пригибаясь и опрокидывая стулья, бросились влево, — видимо, к запасному выходу.
От дверей раздалось несколько торопливых выстрелов. Бежавшие парни попадали на пол, прикрываясь столами. Один из них, присев за стойкой бара, палил из пистолета.
С визгом и грохотом все шарахнулись к стене направо, кто-то лег. Ни оркестра, ни девиц на эстраде уже не было.
Я одним прыжком оказался за бронзовым львом, и вовремя, потому что у выхода коротко простучал автомат. Раздался пронзительный, режущий уши крик, над белоснежным столом, усыпанным льдинками битого хрусталя, на мгновенье показалось залитое кровью лицо с черным провалом рта и исчезло, увлекая за собой скатерть. Недалеко от меня, цепляясь за ствол декоративной пальмы, медленно сползал на пол рослый парень со стриженным затылком. В просвете между сдвинутыми в кучу стульями, замирая, дергалась неестественно длинная женская нога в лаковой туфельке.
Кто-то догадался выключить свет, и одновременно с этим вспыхнули квадраты в полу. В мигающем полумраке около меня вдруг оказалась давешняя особа в красном. Она присела, быстро нашарила около себя бутылку и, крикнув с веселой злобой: «Бей их!», швырнула ее куда-то и истерически расхохоталась.
Еще раз глухо прогремела автоматная очередь, зазвенело стекло, от моего льва с визгом отрикошетила шальная пуля. Девушка вскрикнула и мягко навалилась на меня. После этого все стихло, лишь стонали раненые, и кто-то задыхаясь рыдал.
За окном, набирая скорость, проскочила длинная черная машина — по-моему та, которую я видел у входа. И почти сразу же послышался стремительно нарастающий вой сирены. Через минуту в дверях замелькали лучи фонарей, и кто-то громко и властно распорядился:
— Зажгите свет!
Когда свет зажегся, по проходу между столами уже шли деловито-озабоченные полицейские, а в дверях маячили белые халаты и носилки.
Беспокойная особа в красном, хлопая глазами, медленно приходила в себя за моим столиком: пуля оцарапала ей лоб.
Бледные официанты торопливо убирали осколки и приводили в порядок столы.
Заплаканные женщины и встрепанные мужчины, срываясь на крик, все разом что-то говорили невозмутимому полицейскому офицеру, за спиной которого растерянно топтался метрдотель. Кто-то плача помогал укладывать на носилки громко вскрикивающих раненых. На ходу доставая блокноты, появились не то детективы, не то репортеры.
Мой тучный сосед снова сидел на своем месте, что-то доедал и выжидательно посматривал на эстраду.
— И часто у вас здесь так бывает? — спросил я девушку. Она прижимала к ране салфетку и мрачно смотрела, как маленький лысоватый врач, чем-то напоминающий нахохленного воробья, с привычной небрежностью осматривает труп.
— Здесь — не знаю, а вообще-то почти каждый вечер. Понасмотрятся боевиков, моча ударит им в голову — тогда держись от них подальше. На той неделе сожгли парня с девушкой.
— Ну и ну, — пробормотал я. — А я думал, знаменитый курорт, респектабельные люди...
Девица желчно фыркнула.
— Респектабельные! Они-то как раз хуже всякого скота... Слушай, там за эстрадой есть маленькая дверь. Давай сбежим отсюда, а то полиция затаскает: как да что... Пошли.
Я оставил на столике деньги, и мы в суматохе незаметно выскользнули из зала. Беспрепятственно пройдя мимо каких-то дверей, кухни, кладовых, мы оказались в полутемном дворе.
— Как тебя зовут? — спросил я, когда мы вышли на освещенную улицу.
— Кэтти, а тебя?
— Рэй, — по привычке я чуть было не наклонил при этом голову, но сдержался, чтобы не выглядеть «про», как выразились те девицы, что предлагали мне портсигар.
— А ты ничего парень, — Кэтти взяла меня за руку. — Хочешь, пойдем ко мне? Только ты не подумай... не стоит шататься ночью по улицам, если у тебя нет своей компании.
— Чего нам бояться, таким славным ребятам, — сказал я как можно беззаботнее. — А ты что здесь делаешь?
— Я работаю художником в рекламном агентстве. Надоело, я не знаю, куда бы уехала, только бы подальше отсюда.
Я искоса посмотрел на нее. Сейчас она была совсем не такой, как в ресторане: задумчивое лицо, на губах тихая, грустная улыбка, и вся она казалась такой беззащитной, что заныло сердце.