Внучка берендеева в чародейской академии
Шрифт:
И я кивнула.
– Уверены… что ж, тогда, быть может, сразу и решим вопрос со специализацией? – Люциана Береславовна соизволила одарить меня улыбкой, да от той улыбки пожалуй что и вода в речке замерзнуть могла. – Какое направление вас привлекает?
– А… какие есть?
Зажмуриться бы да и представить, будто бы я дома. Сижу на лавке, семки лузгаю да с девками о своем, девичьем, беседы веду, неспешные, важные. А бабка в доме хозяйствует и разговор наш слушает. Завсегда слушает, только я о том
Бабка ж, она не специательно, а потому как слух у ея такой же вострый.
Зато и самовару она сама б затеяла, и кликнула бы всех…
Эх, хорошо дома…
– Всякие есть, – ответствовала мне Люциана Береславовна с тою же сладенькой усмешечкой. – Есть кафедра драконоборчества…
Я покачала головой: откудова в Барсуках драконам взяться? Нет, мужики поговаривали, что в тот год, когда война только-только отгремела, в наших лесах поселился змейник да повадился скот таскать, баб пугать. Вот старосте и пришлося облавою на него идти, пока он, подросши, на людей не перекинулся.
С того змейника все нашие, кто в облаве шел, пояса себе поделали.
Бабка и мне справила, хороший, гладенький да крепкий, такому сто лет сносу не будет. Но то ж змей, а драконы… драконы с виверниями в горах обретаются, которые от наших Барсуков далече. Я же опосля учебы домой возвернуться хочу.
– Значит, не устраивает…
Милослава тож заулыбалась, гаденько так…
Фрол Аксютович тяжко вздохнул и сам заговорил, видно было, что не по нраву ему этакая экзаменация, да только супротив баб он рта не откроет. Оно и верно, с бабою злою спорить, что кошку голыми руками ловить. Может, и не задерет до смерти, да потреплет знатно.
– Есть еще кафедра борьбы с нечистью. Там учат, как упокоить упыря или вурдалака, управиться с ожившим покойником. Одолеть мавку или мару…
Вот он говорил спокойно, только на меня не глядел. И я вновь головой покачала: упырей с вурдалаками в Барсуках отродясь не было, а если вдруг и объявятся, то с ними и без Акадэмии разговор короткий. С мавками наш люд ладит, и с русальницами…
– Есть кафедра средств и методов защиты от магии и магических созданий… думаю, она вам подойдет.
И я вновь кивнула.
А что? Чем плохо? Дом-то завсегда охота оборонить…
– Вот и славно, – старушка подавила зевок. – Будем считать вопрос закрытым.
И ручкой этак махнула, мол, можешь, Зосенька, идти…
Я и пошла.
– Погоди, – пророкотал вслед Фрол Аксютович. – Найдешь кого, скажи, чтобы к общежитию проводили…
Найду.
Как-нибудь да не заплутаю.
Вышла я через другую дверь, за которою узкий коридор обнаружился.
– Ну, – недовольно поинтересовался домовой. – Чего встала? Иди уже…
Я и пошла.
Только почти сразу и остановилась, за стену
Закричать?
Так и слова не смогу вымолвить, сердце то колотится, то обмирает, перед глазами мушиный рой пляшет. В ушах гудит. Ни руки поднять не могу, ни пальчиком даже шелохнуть.
– Присядь, – велел кто-то и в плечо толкнул, я и упала… упала бы, когда б не лавка, у стены поставленнная. На нее и плюхнулася, к стеночке прислонилася.
Помру.
Как есть, Божиня, помру… и в вырай ли попаду аль в огненную реку, где Змей грешные души жреть… в огненную реку никак не хотелося.
– Ты вдыхай глубоко, через нос, – говорил кто-то и по щекам хлопал, легонько этак, а я все вдохнуть силилась. – Давай, а то не отпустит…
Дышала.
Так дышала, что аж груди ломить стало, и ребра заныли, и закашлялась, и кашляла так, что пополам согнулася, а откашлявшись, поняла, что полегчало мне, и крепко.
– Спасибо, – сказала я, а после только глянула на того доброго человека, который мне сподмогнул.
Парень.
Высоченный такой. И в плечах широкий, и лицо белое, чистое… нашим бы девкам понравился. Волосы только длинные отрастил, впору самому косу плести. А он стянул шнурочком кожаным. На шнурочке том – серебряные обережцы болтаются.
Одет же скучно, в черный кафтанчик, что и у всех, только у него – поношенный крепко, и на рукаве – латочка квадратная, аккуратненькая. Черные штаны с кожаными кругами на коленях, небось, тоже продралися. И сапоги истоптанные, некрасивые.
Небогатый, сразу видать.
– Новенькая? – спросил, присев рядом. – Долго что-то они тебя мурыжили. Замерзла?
Я кивнула, поняв, что и вправду продрогла до самых до костей, а то и глубже. И теперь холод отзывался дрыжиками.
Зубы клацали.
Пальцы тряслись.
Красавица, нечего сказать…
– На от, выпей, – парень протянул флягу. – Чай это с малинкой. Быстро согреет.
– Спасибо.
Выпила.
Чай и вправду хороший, духмяный, и тепло от него по всему телу разлилось-расплылось…
– А ты тут…
– Дежурю, – сказал он. – Ловлю тех, кому плохо становится. Еще Весь есть, но он отошел… вернется скоро. А ты…
– Зослава, можно Зося. Меня все так называют.
– Я – Арей.
И замолчал настороженно.
– Красивое имя… нездешнее…
– Азарское…
А теперь понятно, отчего молчит. Небось, после войны азаров туточки крепко не любят, и ему доставалося…
– Не больно-то ты на азарина похожий.
– В отца пошел, – сказал сухо, зло даже. И голову вскинул. А я себя укорила: негоже так с человеком говорить. Он-то мне помог, усадил, чаем напоил.