Внутренняя красота
Шрифт:
Глава первая
Гусеницы и бабочки
Россия, город N-ск
Начало нулевых
– Мороженое! Покупайте мороженое!
Продавщица соблазняла детей сказочными сладостями, как ведьма из Пряничного
После больничных процедур ноги предательски размякли, стали ватными и слабыми. «Хорошо для тонуса», – говорил мне лечащий врач-невропатолог. Но какой к чёрту тонус, если постоянно опаздываешь?
Я медленно брела по аллее, окружённой невысокими деревьями. Солнечные лучи рассеивались сквозь них, падали на хорошо прогретый асфальт. Свет смешивался с тенью, как причудливая детская мозаика на полу. От него рябило в глазах, и я пожалела, что не взяла с собой любимые солнцезащитные очки. Чёрные стёкла, яркая сине-розовая оправа в стиле «черепашки-ниндзя». Очки выглядели немного по-детски, но мне не хотелось с ними расставаться. К некоторым вещам порой привязываешься сильнее, чем к людям.
Стояла невыносимая жара – даром, что сентябрь. Утром я надела джинсы и плотную вязаную кофту. Как оказалось, зря. Волосы растрепались и намокли, отросшая чёлка лезла в глаза. Я ощущала, как капли пота ползут по спине – противные, точно мошки. Тело, пропитанное массажным маслом Johnson's Baby, всё ещё оставалось липким. Массажистка в больнице использовала именно эту марку. Она считала, что нет ничего лучше Johnson's Baby, потому что так говорили в рекламе. Я разницы не ощущала. По крайней мере, от меня приятно пахло. Не «змеиным бальзамом», – и на том спасибо. От него запах впитывается в одежду намертво, а окружающие с подозрением принюхиваются, как будто вопрошая, кто принёс в комнату копчёную скумбрию и позабыл о ней на три дня.
Идущая мимо женщина украдкой посмотрела на меня. О, этот взгляд мне хорошо знаком!
Жалость. Гадкая, оскорбительная жалость.
Минус проживания в маленьком провинциальном городе заключается в том, что все друг друга знают, если не прямо – так через третье-пятое рукопожатие. Худшее, что может с тобой случиться – это быть слишком приметной. Приговор похлеще того, что вписан в мою историю болезни.
Сама по себе инвалидность не так уж страшна. Рано или поздно проблемы со здоровьем настигнут всех. В конце концов, вся наша жизнь ведёт лишь к увяданию и смерти. Эта мысль пришла мне в голову лет в восемь. Мне хотелось её записать в милый альбом афоризмов с куклой Барби, но в этот момент меня засунули в какую-то капсулу, будто из фантастического фильма, и велели там лежать полчаса. Кажется, то была томография головного мозга. Или обследование шейного отдела? Я уж всего и не упомню.
Мысль потерялась, а суть осталась. Страдание неизбежно. Оно похоже на вдох. Глубокий мучительный вдох, за которым следует короткий счастливый выдох. Потом снова вдох – и так по кругу. Мои счастливые выдохи омрачались сочувствующими взглядами тех, кому попросту до зарезу нужно проявить доброту к бедняжке, с трудом волокущую парализованную наполовину ногу. Точно такими же взглядами награждают собаку о трёх ногах или одноглазого котика. Ах, как жалко! Как жалко… При этом упитанный котик может уплетать вкусную сосиску и чувствовать себя вполне недурственно, а собака, хоть и не без труда, с радостью носиться по парку.
Больше всего мне хотелось, чтобы от меня отстали. Не таращили глаза, не шептались за спиной, не смеялись как слабоумные и не комментировали мою походку любым способом. Хуже всего было, если со мной пытались заговорить. Я старалась сохранить хотя бы крошечные остатки любви к ближним, но Господь испытывал моё терпение, которым вдобавок не то чтобы щедро наделил. Отмерил, как соду на кончике ножа – в тесто на блины, не более.
Если меня замечали знакомые родителей, то начинались неловкие беседы. Неловкие, долгие, однотипные по содержанию. «А, Ульяна! Ты же дочка таких-растаких, внучка этих и тех. Э, У, А (тётя, давай без алфавита, сразу к делу). Можно тебя на минутку? (а у меня есть выбор?) Я давно заметила, что ты эээ… ну… вот так ходишь (да-да, хромаю как подстреленная косуля, тёть, давай ближе к делу). Возможно, тебе поможет один хирург… Он принимает в больнице номер сто двадцать пять…»
Далее мне передавали контакты хирурга, терапевта, невропатолога и, на всякий случай, – психиатра-нарколога, потому что тот однажды помог закодировать мужа двоюродного деверя тёти Галы. Вдруг и тебе поможет?
Бывало, что давали контакты более тонкого плана. Гомеопаты, остеопаты, энергетики, целительницы и иглоукалыватели… Кого я только не повидала! Всю «Битву экстрасенсов» собрала. Больше всего мне запомнилась заряжательница воды. Мы с матерью отстояли долгую отчаянную очередь. У волшебной женщины собралось немало больных. Все они пришли с ёмкостями: кто с бутылками, а кто и вовсе с железными бидонами. Наконец, нас пригласили в покосившийся предбанник частного дома. Над моей головой поводили церковной свечой. Это была очень православная магия, – или, как говорят в таких случаях, «белый обряд». После ритуала женщина сказала выпить стакан воды. Мать дала ей денег, за что той вернули «заряженную» пятилитровую бутылку. Мне посоветовали пить много чистой воды. Отличный совет, между прочим. Каждый день ему следую.
Иногда сердобольные женщины переходили на зловещий шёпот и советовали «обряды посильнее» у ведьмы в пятом поколении. После этих разговоров родители долго колебались, но так и не решились отдать меня Тёмной Стороне. То было огромное упущение с их стороны. Мне до сих пор интересно, как бы та слепая бабка провела чернокнижный магический обряд. Отвела бы меня в полночь на кладбище и заставила плясать голышом, предварительно обмазав в крови чёрного петуха? Здоровья эти вещи, конечно, не прибавят, но, как бы сказала наша англичанка, such an experience!
Те же женщины настаивали, что нужно ходить в храм. Полагаю, сразу же после обрядов на кладбище.
– Ты же крещёная? – вопрошали они так строго, что мои внутренние бесы сжимались в комочек.
– Да! – честно отвечала я.
Я росла в религиозной семье. Условно религиозной. В нашей квартире был отдельный уголок с иконами. Ежедневно я исправно молилась, а потом по очереди целовала Николая Чудотворца, Божью Матерь, Иисуса и жирную зелёную жабу с золотой монетой во рту. Иконы стояли в правом углу, а жабья статуэтка-копилка, гарантирующая привлечение денег в семью по фэншую, – в левом.
Убедившись, что я нормальная (в смысле, православная), советовали не отчаиваться. Рассказывали о женщинах с хрупким здоровьем, – тех, что родили и разом позабыли про все болезни. Если не умерли при родах.
– Сколько тебе лет, Уля?
– Тринадцать.
Женщины качали головами и всё же вынуждены были согласиться, что «пока рановато». Но через годик-другой…
К счастью, тётка не узнала меня, и на этот раз я спокойно пошла своей дорогой.
***
Дома никого не было. Я умылась, переоделась, расчесала волосы. Собрать их в аккуратный хвост не получилось. Тонкие светлые волосы плохо держат форму, поэтому большую часть времени я, по словам матери, «ходила растрёпой». Мне было на это совершенно наплевать, а вот она переживала и старалась «привить мне вкус» то в прямом смысле слова завивая кудри на плойку, то укладывая удлинённое каре «под пажа».