Внутри, вовне
Шрифт:
Лицо Хоуарда напряглось, и он сделал быстрый протестующий жест.
— Что вы конкретно имеете в виду? — деловито спросил он.
Этим он дал понять, что не для того он сюда пришел, чтобы выслушивать комплименты от радиохохмача. И Голдхендлер осекся. Он попыхтел сигарой, взглянул на Хоуарда через полузакрытые глаза и встал с кресла.
— Мы запросто можем предложить вам программу, в которой будет три или четыре шутки в минуту. Это нам — раз плюнуть. Но что бы вы сказали, если бы мы предложили вам что-то действительное новаторское,
Мы с Питером переглянулись.
— Например, что-нибудь такое: высокородный лорд Алджернон Ловкатч плывет через Атлантический океан на лайнере «Куин Мери» в каюте первого класса…
«Ну и дела, — подумал я. — Он загнан в угол, он ничего уже не способен придумать, он хватается за соломинку».
— Это рафинированный аристократ голубых кровей, элегантный, утонченный, изысканный: как пить дать, лорд, — продолжал Голдхендлер, — только беда в том, что на самом деле никакой он не аристократ, а просто-напросто международный вор, промышляющий кражей брильянтов.
На лице актера появилось смешливое выражение: но потому ли, что ему понравилась эта затея, или потому, что она показалась ему банальной и достойной презрения, — кто мог сказать?
— Давайте, я вам прочту страницу-другую, — сказал Голдхендлер, беря текст. — Остановите меня, если вам станет скучно или противно…
— Хорошо, — сказал Хоуард, и Голдхендлер начал читать.
Хоуард его так и не остановил. Когда Голдхендлер дошел до конца, Хоуард задумчиво сказал:
— А спонсорам — этим, которые делают слабительное, — им это нравится?
— Все, что нравится Лесли Хоуарду, понравится любому спонсору в Америке, — сказал Голдхендлер. — Но сперва я должен получить ваше согласие. Потому что для тех актеров, с которыми мы работаем на радио, эта программа — слишком новаторская, слишком необычная.
— По-моему, это совсем неплохо. Как вы говорите, довольно легкая комедия нравов. Мне кажется, это подойдет. Во всяком случае, я не могу сказать, что я разочарован.
Услышав эту фразу, которая в устах англичанина означала бурный восторг, Голдхендлер вскочил на ноги и заключил Хоуарда в объятия:
— Тогда, может быть, поедем и сразу же потолкуем со спонсорами? Они ждут не дождутся узнать, чем кончилось наше обсуждение.
— Почему бы и нет? — сказал Хоуард и тоже встал.
В это время зазвонил телефон, и Бойд снял трубку.
— Это миссис Фессер, — сказал он Голдхендлеру. — Она просит миссис Голдхендлер.
— Переключи на нее! — проревел Голдхендлер. — И собирайся, ты поедешь с нами.
Когда мы с Питером остались одни, он сказал:
— А ведь то, что мы сделали, — это изрядная халтура. Что, Хоуард белены объелся?
— Питер, — сказал я уверенно, — мы должны попросить прибавки.
Он только заморгал глазами.
— Я серьезно. Хоуард хочет зарабатывать на радио. Он был приятно удивлен, что ему не подсунули набор старых анекдотов. Ему наша программа понравилась — значит, она понравится и слабительщикам. Ура! Питер, они же отвалят Голдхендлеру кучу денег.
— Честное слово, а ты малый не промах! Это что, бронксовское воспитание? Ладно. Сколько мы попросим?
Надо помнить, что это было время Кризиса. Питер тогда получал сорок долларов в неделю, я — тридцать, и это для нас были хорошие деньги.
— Сотню на двоих, — сказал я. — И поделим их так, как ты захочешь.
Питер покачал головой — то ли в отчаянии, то ли в восхищении моим нахальством.
— Ладно, если хочешь, валяй. Если ты это получишь, мы поделим деньги пополам. — Питер надел ботинки и пиджак. — Только я при этом даже присутствовать не хочу. Ты это задумал, ты и делай. Сотня на двоих, подумать только! Да ведь если ты это пробьешь, мы же сможем даже снять квартиру! И я смогу написать что-то стоящее.
Примерно через час позвонил Бойд.
— Ну так вот, Менлоу чуть не до потолка прыгал от восторга. Я все еще считаю, что у вас обоих не все дома, но, по крайней мере, ваша программа принята. Поздравляю! Шеф сейчас едет домой. А я еду спать, я двое суток не смыкал глаз.
Голдхендлер вошел в кабинет с победоносным видом, попыхивая наполовину выкуренной сигарой.
— Где Финкельштейн? — спросил он меня с довольной улыбкой.
— Поехал домой.
— Оба вы нахальные мудозвоны, — сказал он с восхищением в голосе. — Спасибо.
— Все было задумано именно так, как вы это ему преподнесли.
Голдхендлер кивнул, упиваясь своим торжеством:
— Надо сказать, вы ребята что надо. Признаться, это была отличная затея.
Ну не упустить момента!
— Только, — сказал я, — боюсь, Питера нельзя будет удержать на работе, если только… — я затаил дыхание… — если только вы не дадите нам прибавку. — Торжествующая улыбка на лице Голдхендлера сменилась кислой гримасой. — Он хочет, чтобы мы с ним вдвоем сняли квартиру, — быстро продолжал я. — Он поцапался с отцом, и теперь он живет у меня. У него два рассказа приняли в журналы. Мне стоило немало труда уговорить его написать хотя бы эту штуку про международного вора.
Голдхендлер отлично знал про Питеровы литературные амбиции.
— В какие журналы? — спросил он.
— «Кеньон Ревью» и «Антиок Ревью».
— Ха! Я печатался в обоих, еще когда учился в колледже. Они же платят сущие гроши. И читателей у них — раз-два и обчелся.
— Как бы то ни было, он хочет уйти.
Последовало долгое молчание. Наконец Голдхендлер хмуро спросил:
— Сколько вы хотите?
— Сто долларов.
Голдхендлер широко открыл глаза, затем сузил их и заслонил облаком дыма.