Во имя Победы
Шрифт:
Опытные образцы 37-мм авиационных пушек были созданы досрочно. Установленные на самолетах ЛаГГ-3, они прошли первые войсковые испытания на фронте.
Бригада испытателей конструкторского бюро, выезжавшая на фронт, сообщила, что за пять боев было сбито семь вражеских самолетов. Кроме того, во время последнего боевого задания летчики вывели из строя пять средних танков. Б. Г. Шпитальный немедленно передал эти сведения И. В. Сталину. При этом он заключил, что 37-мм авиационная пушка является именно тем оружием, которое обеспечивает превосходство наших самолетов в стрельбе по воздушным, да и по наземным целям. Дело только за количеством пушек.
Сталин написал на докладной Шпитального:
«Т. Устинову. Нужно срочно поставить производство авиационных 37-мм
В ту же ночь я доложил Сталину о сроках развертывания серийного выпуска этих пушек.
Во вновь выстроенном корпусе создали специальный цех. С четырех заводов в короткий срок перебросили сюда около 400 мощных вертикально-фрезерных и расточных станков. Завод, возглавляемый М. А. Ивановым, должен был своими силами изготовить остальное оборудование и выполнить все другие подготовительные работы. Благодаря самоотверженности рабочих, инженеров и техников производство 37-мм авиационных пушек с ежемесячным выпусков около 300 штук было освоено в самые короткие сроки. Однако уже в процессе освоения производства выявились существенные недостатки конструкции. Она была чересчур тяжелой, что затрудняло вывод самолетов из пикирования. Кроме того, пушка была, как говорят производственники, нетехнологичная и очень материалоемкая. Один только кожух весил 70 килограммов, а его обработка включала около 200 операций. А запор затвора — в просторечии оружейников «заперетка» представлял собой не только нетехнологичную, но и весьма небезопасную конструкцию.
В. Н. Новиков, находившийся в то время на заводе, доложил мне обо всем этом. Чрезвычайная важность и серьезность проблемы были таковы, что я тотчас вылетел на место. В течение недели я всесторонне изучал вопрос, пока убедился, что пушку Шпитального нужно действительно снять с производства.
Докладывая об этом Сталину, я предложил взять за основу конструкцию Нудельмана — Суранова (НС-37) — авиапушку, значительно более легкую и перспективную, для экономии времени делать опытные образцы без предварительной разработки технологии, а после изготовления опытной серии провести сравнительные испытания обеих конструкций в войсках. Такое разрешение было получено с условием соблюдения установленных раньше сроков массового производства пушек.
Возвратившись на завод, я взялся за налаживание нового производства. Мне и товарищам из наркомовской бригады было устроено жилье — два маленьких вагончика, поставленных в заводской железнодорожный тупик. Здесь мы работали и, когда выпадала такая возможность, отдыхали.
Как и всегда, я большие надежды возлагал не только на конструкторов и технологов, но и на умельцев-оружейников, станкостроителей и инструментальщиков. А таких людей, талантливых, имевших поистине золотые руки, на заводе было немало. Это фрезеровщик Александр Ефимович Озеров, инструментальщик Галей Галеевич Габдрахманов, токарь Александр Васильевич Пиротов и другие мастера-рабочие. Им-то и было поручено изготовить детали для сборки первых образцов новой пушки. Работа велась параллельно. Какая это была работа! Рабочие-оружейники сумели воплотить в металле конструкторскую мысль. Попутно были отработаны и необходимый для производства пушки инструмент, в технологические схемы.
Скоро начались испытания на стенде первого образца НС-37. Пушка получилась надежная, очень технологичная. Войсковые испытания подтвердили ее преимущества перед пушкой Шпитального. Как впоследствии писали на завод летчики, НС-37 замечательно показала себя в боях. В 1942 году она была поставлена на поток. Простота технологии ее производства позволила увеличить выпуск по сравнению с 1941 годом в 9 раз.
Я специально остановился на обстоятельствах создания и организации производства 37-мм авиационной пушки для того, чтобы показать, какая высокая требовательность предъявлялась к работе конструкторов и производственников. Никто не был застрахован от ошибок и неудач, тем более в таком сложном и многотрудном деле, как конструирование оружия. Главное заключалось в том, чтобы быстро исправлять ошибки, делать из неудач правильные выводы и идти дальше, идти безостановочно, отдавая созданию оружия и его совершенствованию все силы ума и сердца.
В
Главным требованием к оружию было обеспечение его превосходства над аналогичным образцом оружия противника. Не соответствие ему, не приближение к нему, а именно превосходство по всей параметрам. Это требование было и исходным, и конечным пунктом работы наших конструкторов вооружения.
И если его выполнение было непреложным законом тогда, в годы минувшей войны, то в современных условиях, когда научно-технический прогресс получил невиданное ускорение, а воинственность агрессивных империалистических кругов не только не уменьшается, но и усиливается, приобретая все более зловещие формы, именно такой подход в созданию и совершенствованию оружия приобретает постоянно возрастающее значение для обеспечения высокой боевой готовности наших Вооруженных Сия, надежной защиты завоеваний социализма и мира.
Беспристрастным и суровым судьей, который оценивал работу конструкторов, была война.
2 февраля 1943 года около девяти часов утра мне позвонил командующий артиллерией Красной Армии Н. Н. Воронов. Он был в это время представителем Ставки на Донском фронте.
— Дмитрий Федорович, поздравляю, — услышал я взволнованный голос Николая Николаевича. — Операция фронта по ликвидации окруженного противника успешно завершена! Победа, Дмитрий Федорович, победа? Победа и наших бойцов, и нашего оружия. Замечательно проявило себя наше оружие! Поздравляя?!
Н. Н. Воронов до тонкостей разбирался в материальной части артиллерии, отлично знал вопросы ее боевого применения и особенности эксплуатация. Мы познакомились с ним в Ленинграде еще в 1936 году, в ту пору, когда Воронов был начальником 1-го артиллерийского училища, а я — инженером в Артиллерийском научно-исследовательском морском институте. Николай Николаевич был крупным специалистом своего дела, вложившим большой труд в развитие отечественной артиллерии, в теорию и практику ее оперативного и боевого использования и просто обаятельным человеком, прекрасным собеседником. Он обладал острым аналитическим умом, умел четко и выразительно формулировать мысли. Обсуждали мы с ним множество проблем. И почти всегда расставались удовлетворенными, даже если мнения наши кое в чем расходились и не сразу удавалось решить тот или иной вопрос.
Сообщение Н. Н. Воронова о победном завершении битвы на Волге я воспринял с огромной радостью. А вскоре у себя в наркомате мы получили детальную информацию с нашим, вооруженческим уклоном. Дело в том, что когда наши войска перешли в контрнаступление, в штаб Донского фронта был командирован мой заместитель Николай Дмитриевич Агеев. Ему поручалось незамедлительно, как только Сталинград будет очищен от противника, организовать работы по восстановлению завода «Баррикады». Случилось так, что во время первого допроса Паулюса Агеев находился за тонкой перегородкой в избе, где происходило это историческое событие. Возвратившись в Москву, Николай Дмитриевич подробно рассказал нам об этом, о том, как во время боев он воочию наблюдал работу нашей артиллерии. Фронтовики-артиллеристы высказали немало ценных предложений по совершенствованию некоторых выпускаемых нами образцов. В частности, боевая практика подтвердила, что для ведения наступательных действий важно повысить маневренность орудий, укрепить их ходовую часть. Высказывались пожелания и об уменьшении веса некоторых артсистем. Что касается дульных тормозов, пневматических уравновешивающих механизмов, торсионного подрессоривания и других новинок артиллерийского конструирования, то они себя полностью оправдали. Из всего этого и слагалось по крупицам качественное превосходство нашего оружия над оружием противника.