Во имя рейтинга
Шрифт:
— На твой трон? Это заманчивая мысль, юноша. Микены ведь отказываются признать меня ванактом Аргоса. Только басилеем.
— Это так. Отец и дед считали, что на нашей земле должен быть только один ванакт.
— Может быть, они были правы. Только почему ванакт должен править именно из Микен? Почему не из Аргоса?
— Я понимаю… Ты хочешь войны, Диомед? Войны между Аргосом и Микенами? Междоусобной сечи?
— Если я решу завоевать Микены, войны не будет. Войско подчинится мне, а не безусому юнцу. Сиди,
— Это был честный бой. Отец… знал, на что он шел. Я не буду тебе мстить. Но хоть ты и великий воин, Диомед, я не сдам тебе Микены без боя.
— Успокойся. Мне не нужны Микены, и я подозреваю, что и сам не очень-то нужен Аргосу. Я еще не решил, что будет дальше, но за свой трон ты можешь быть спокоен. Мне не нравится микенское вино.
Дэн
Честно говоря, сначала я подумал, что ослышался. Не мог же всесильный медиамагнат болеть за одну из сражающихся армий. И не мог же он на полном серьезе предлагать нам вмешаться в прошлое и изменить его.
Интересно девки пляшут, как говорят у меня на родине.
Пока я ошалело соображал, как мне реагировать на шокирующее заявление моего работодателя, мистер Картрайт повел бровью и пожелал остаться со мной наедине. Пибоди, Хенриксона и Мура как ветром сдуло.
Что бы это значило?
Мистер Картрайт закурил сигару, пуская дым в потолок. Выдерживает паузу, психолог фигов.
Что же он задумал? Какую выгоду хочет извлечь на этот раз?
— Мы живем в великое время, мистер Громов, — наконец-то решился он нарушить молчание. — Вы сами это понимаете?
— В принципе понимаю.
— Еще никогда человечество не было так близко к объединению, как сегодня.
— И объединяет его ваше шоу?
— Наше шоу, — сказал он, нажимая на слово «наше». — Наше шоу, мистер Громов. Неужели вы считаете, что стоите в стороне?
— Мой вклад столь мизерный, что его можно и не считать. По большому счету я только смотрю записи.
— Вы не просто смотрите. Вы анализируете, делаете выводы. И я никогда не поверю, что во время просмотра вы остаетесь равнодушным. Признайтесь, что это не так.
— Признаюсь.
— И на чьей же стороне ваши симпатии?
— Э…
— Дайте, я сам угадаю. Ваши симпатии на стороне проигрывающих. На стороне обреченных. Вы хотите, чтобы победила Троя.
— Почему вы так думаете?
— Вы же русский. А русских во все времена тянуло на сторону сирых и убогих. Защитить слабого, поставить на место зарвавшегося наглеца…
— Допустим. И что с того?
— Я хочу, чтобы Троя победила. Более того, я не просто хочу этого, я намереваюсь этому поспособствовать. У нас ведь в прошлом находится первоклассный специалист, которому мы платим хорошее жалованье и который фактически ничего не делает. Я говорю о полковнике Трэвисе.
Можно подумать, у нас там несколько специалистов. Или их действительно несколько? Нет, не может быть. Я бы знал.
— Подумайте, что он может сделать, чтобы поспособствовать победе троянцев? Убить Диомеда? Одиссея? Аякса?
— Вряд ли он будет в восторге, получив такое задание, — сказал я.
— Меня не интересует, будет он в восторге или нет Меня интересует лишь результат.
— Э… Не говоря об этической стороне данного вопроса, не считаете ли вы опасным вмешательство в наше прошлое? Эффект бабочки и все такое.
— Бросьте, мистер Громов. Не надо мне этих фантастических рассказов. Это было слишком давно и слишком далеко от нас. Даже если какие-то изменения возможны, на нас они вряд ли отразятся.
Расскажи это папе римскому, подумал я. Впрочем, я сам подарил боссу эту отмазку.
— Могу я задать вам один вопрос?
— Конечно. Вы хотите знать, зачем мне победа троянцев?
— По правде говоря, нет. Я хотел спросить: что вы думаете о богах? Об этих парнях с Олимпа? Ведь теперь мы точно знаем, что они существуют.
Вопрос застал босса врасплох. Он не стал сразу отвечать, а снова занялся своей сигарой.
— Это сложный вопрос, мистер Громов. Я всю жизнь был атеистом и не верю в сверхъестественную сущность этих, как вы выразились, парней с Олимпа. Но они, вне всякого сомнения, существуют. А что касается истинной природы их нечеловеческих способностей, я думаю, это вы мне объясните.
У меня, конечно, было свое объяснение, но я полагал, что оно не понравится боссу, а потому озвучивать его не стал.
— Увы, — сказал я. — С точки зрения современной науки этого я объяснить не могу. А все-таки зачем вам победа троянцев?
— Разве это непонятно? Троянцы ведут более справедливую, освободительную войну, противостоят ордам захватчиков. Не ищите тут какую-то корысть или умысел с моей стороны. Это просто душевный порыв.
Неужели он провел опрос населения и решил сделать шоу интерактивным? В душевные порывы человека, которому душу заменяет толстый бумажник, я не поверю никогда. Равно как и в его бескорыстие.
— Понимаю, что вы не можете ничего мне посоветовать, не подумав, — сказал мистер Картрайт, и я понял, что аудиенция подошла к концу. — Но не позднее завтрашнего вечера я хочу услышать от вас, что должен сделать полковник Трэвис, чтобы троянцы отстояли свой город и победили в этой войне.
Когда я выходил из кабинета начальства, в приемной сидел тип из бара, тот самый, что вел странные разговоры и назвался Гремлином. Вот и его удостоил личным вниманием босс.
Полковник Трэвис