Во власти Дьявола

— Отпусти меня, слышишь, — Дарина упиралась ногами, впивалась длинными ногтями в кожу этого гада, а он словно не чувствовал ничего, тащил ее прочь из клуба, будто она его собственность.

— Прекрати, — раздраженно произнес брат, продолжая путь. Длинный коридор сменился просторным холлом, а тот в свою очередь улицей.

Демьян наконец ослабил хватку, и ей удалось вырвать руку из цепкого захвата. Кожа на запястье покраснела и пекла, наверняка синяки останутся.

—

Как ты смеешь вообще! Ты позоришь меня перед друзьями! — девушка ненавидела его, всем своим сердцем ненавидела.

Смотрела на него и понимала, что не видела бы еще столько же. Зачем только вернулся.

— Ты позоришь себя своим видом, — он прошелся по ней взглядом, заостряя внимание на подоле платья. — С каких пор ты так одеваешься?

Дема был зол, Даря по глазам видела, по заигравшим на скулах желвакам, по сжатым кулакам.

А чего злится? Это она злиться должна. Он бросил ее!

Бросил и уехал, а она не жила потом долгие месяцы, существовала только. Ему все равно было. А теперь вернулся и приказы раздает. Гад такой!

— Не твое дело, ты потерял право голоса в тот день, когда уехал, можешь возвращаться к своей этой…кто там у тебя.

Развернувшись на каблуках, Дарина собиралась вернуться к друзьям, но Демьян вновь схватил ее за руку и потянул на себя. И невозможно было вырваться из его объятий, невозможно было выскользнуть. Он держал ее так крепко, так сильно прижимал к себе, так близко, что шея девушки покрывалась мурашками от теплого дыхания брата. В ноздри ударил такой знакомый запах ментола и табака, и Даря невольно закрыла глаза.

— Я отвезу тебя домой, — дурман, навеянный близостью Демы тут же выветрился из ее сознания.

— Я никуда с тобой не поеду, меня ждут…

— Кто тебя ждет, Даря? Этот смазливый слизняк, я переломаю ему руки, если он посмеет коснуться тебя еще раз, и ноги, если вздумает подойти.

Она слушала этот бред и только моргала. Да как он смеет!

— Не тебе решать, кому меня касаться, я совершеннолетняя и могу делать что хочу и с кем хочу! — выплюнула Дарина, не понимая, что дразнила тигра в клетке.

Она и сообразить не успела, в какой момент оказалась поднятой над землей и прижатой к холодной бетонной стене. Демьян, поддерживая ее под бедра, вклинился меж ног. Его губы опустились на шею девушки, вызывая в теле крупную дрожь. Даря не понимала, что это за реакция такая, и почему…почему не может оттолкнуть, хочет, но не может.

— Мне, Даря, только мне решать, потому что ты моя и только я буду тебя касаться, только я буду делать с тобой все те вещи, что кружатся в мыслях малолетних слюнтяев, пялящихся на твой зад. Ты поняла меня? Ты моя!

Три с половиной года назад

Высокий стройный парень, в черном, как смоль костюме, прошел в здание музыкальной школы. В несколько шагов он пересек коридор и поднялся на второй этаж, где располагался небольшой актовый зал. Неспешно надавив на дверную ручку, гость тихо приоткрыл дверь, чтобы ни в коем случае не потревожить репетирующую в зале девушку. Войдя внутрь, парень остановился чуть поодаль от двери, и улыбаясь, оперся плечом на стену.

Большой деревянный шкаф скрывал его от глаз расположившейся на сцене девушки, но совсем не скрывал тонкую фигурку скрипачки от внезапного гостя. Однак Демьян был готов поклясться, что даже не будь этого шкафа, Дарина бы не обратила на парня никакого внимания. Она настолько была погружена в процесс игры, что происходящее вокруг не имело для девушки ни малейшего значения.

Девушка и ее инструмент казались единым целым, словно без одного не существовало другого. Демьян же, даже не шевелился, молча наблюдая за сводной сестренкой, слушая неповторимые звуки, что она извлекала из инструмента, усердно готовясь к выпускному концерту.

Она играла последнюю часть сонаты для клавира номер одиннадцать, известную в народе как «Турецкое рондо». Демьян не был большим ценителем музыки и уж точно не разбирался во всех тонкостях, но однозначно готов был поклясться, что не слышал ничего прекраснее в своей жизни. Да и не слушал. У парня имелось несколько студийных записей и, даже находясь за сотни, а то и тысячи километров от сестры, ее музыка всегда была рядом с ним.

Демьян до сих пор помнил, как горели глаза Дарьки в тот момент, когда он привез ее в профессиональную студию звукозаписи. Это был ее четырнадцатый день рождения, радости сестры не было придела. И как бы больно ни было, как бы ни тянулся парень к Дарине, как бы сложно ни было находиться вдали от нее, быть рядом с ней было в сотни раз сложнее. Он понимал это, как и то, что сегодня — в ее шестнадцатый день рождения — он обязательно омрачит ее настроение.

Демьян настолько погрузился в свои мысли, что даже не понял, в какой момент музыка затихла, а Дарина, спустившись со сцены, замерла, завидев брата.

— Дема, — взвизгнув так, что у парня уши заложило, девушка бросилась к брату и повисла у того на шее, словно маленькая обезьянка. Она всегда так делала, с самого детства, чем вызывала улыбку на всегда серьезном лице брата.

Она была для него всем, как-то так вышло с самого первого дня ее появления в их доме. Демьян помнил, как шестнадцать лет назад мать с отцом принесли домой маленький, кричащий комочек. Помнил, как стоял возле детской кроватки и глаз не мог отвести от маленьких ручек и ножек. Будучи единственным ребенком в семье, любимым сыном отца, он не представлял, что можно так сильно кого-то любить. Сестра стала для него целым миром.

Все свободное время он проводил с ней, пока соседские мальчишки играли во дворе, Дема менял памперсы, готовил смеси и учил малышку ходить. Его обожанию не было предела, невероятное притяжение, необъяснимое просто, сковало его с первого дня знакомства с новой родственницей.

Она не была ему родной по крови, но ближе и роднее нее у него не было никого. За сестру он готов был убить, собственными руками разорвать любого, кто посмеет ее обидеть. И она отвечала ему такой же безграничной детской любовью.