Во власти греха
Шрифт:
Принц дотронулся до чувствительной мочки ее уха, когда прошептал:
– Прекратите ерзать, не то нас заметят. Вы ведь не хотите объяснять, что же мы делаем в этом шкафу вдвоем?
Дрожа от страха, Грир резко кивнула. Она не решалась говорить в голос, боясь, что вырвется звонкий писк.
– Хорошая девочка, – пробормотал принц низким голосом, от которого у нее засосало под ложечкой.
Одна его рука лежала на ее голове, вторая упиралась в спину. Грир чувствовала через шелк платья, насколько горячи его пальцы. Все исчезло, кроме волнующего
Она больше не слышала ни звука за пределами гардероба. Мир рухнул. Существовали только они – пленники в этом крошечном мирке.
Губы принца все еще прижимались к ее уху, не шевелясь, но все еще касаясь. Все еще сводя с ума.
Она последний раз попыталась отступить.
Конечно, Севастьян видел, что она делает это осторожно, не осмеливаясь шуметь. Но только крепче сжал свою руку на ее волосах и сильнее надавил широкой ладонью на спину Грир.
От него исходила сила, что было необычно для такого щегольски одетого принца. Необычно для любого из разряженных лордов, которых Грир встречала в городе.
Прибыв в Лондон, она быстро поняла, что могла бы побороть любого из этих женоподобных денди. Как бывший организатор спортивных игр в огромном поместье, она привыкла к работе и каждодневным тренировкам. И все же твердое мужское тело рядом с Грир не принадлежало праздному дворянину.
Хорошо, что принц не пытался больше коснуться ее. Хотя постоять за себя она и сумела бы. Грир могла терпеть простую близость с ним. Пока он ведет себя тихо. Лишь держит ее, чтобы она не шевельнулась ненароком, в конце концов…
И тут Севастьян придвинулся ближе.
Глава 4
Грир зашипела сквозь зубы. Теплое дыхание защекотало ее ушко, и Севастьян опустил голову ниже. Приоткрытыми губами он легко скользнул к шее и прижался к нежной коже. Грир невольно застонала.
Что же вы делаете?
Вопрос сам собой возник в мыслях, но вслух произнести его она не могла. Не решалась на такой риск.
Она предпочла бы, чтобы он по-прежнему прижимался ртом к ее уху. Так гораздо лучше, чем чувственные прикосновения, последовавшие дальше. По коже побежали мурашки, напоминая, как беззащитна Грир перед красивым мужчиной. В этом красавце сочетались все качества, которые она так ненавидела. Из-за высокого происхождения принц относился к ней лишь с презрением. Но здесь и сейчас Грир упивалась чувственным натиском, словно Сев и не говорил о ней ничего унизительного. Следовательно, возникает закономерный вопрос: зачем же он тогда дразнит ее этой соблазнительной лаской?
Строго говоря, принц ее не целовал. Даже не предпринимал ничего более смелого. Тем не менее, негодование от того, что мягкие губы касались ее шеи, ни капельки не уменьшилось. И никак не удавалось унять дрожь. Но когда Грир почувствовала,
Она дрожала в его руках как листочек, из последних сил цеплявшийся за веточку в шторм. Если бы Севастьян не держал ее, то Грир упала бы в обморок. Что с ней произошло? Вот так одиночество действует на женщину? Губит ее? Ломает? Заставляет отдаться первому же мужчине, который… Нет.
Грир мысленно дала себе подзатыльник. Наследный принц Малдании вовсе не обычный мужчина. Он отличался от всех. Даже разговаривал не так, как остальные, а будто завораживал своим мелодичным голосом. К сожалению, она не могла не откликнуться на него. Печально, зато правда. Потому нельзя позволить себе забыть, что он высокомерный сноб, который считает себя лучше ее.
Принц снова коснулся Грир. Пальцы ласково дотронулись щеки, и по ее телу пошла мелкая дрожь.
Горячее дыхание Сева донесло до Грир запах бренди, и по тому, что он выдохнул прямо ей в губы, она поняла, что он передвинулся. У нее внезапно пересохло во рту, но она осталась неподвижной, словно камень. Не хотела шевелиться и случайно задеть теплое тело принца. Он мог бы подумать, что ей нарочно хотелось прикоснуться к нему. Что ей нравятся эти ласки. Нравится Севастьян.
Недопустимо! У нее все-таки есть гордость!
После того, как презрительно он отзывался о ней, принимать его нежности было бы просто… жалко. Не говоря уже о том, что это совсем неуместно. Не то, чтобы ее так уж волновало его мнение, но Грир не хотела, чтобы принц думал, что она, словно похотливая кошка, отчаянно нуждается в его внимании.
Грир и раньше целовали мужчины. Разумеется, целовали. Но она не собиралась сближаться с таким хамом, как этот, принц он или нет. Независимо от того, как он влиял на нее, как она дрожала от его прикосновений в тесноте шкафа, он вызвал воспоминания о тех случаях, которые ей лучше бы забыть. Она ведь крепкий орешек и научилась сопротивляться подобным нахалам.
Тем не менее... если бы Севастьян сейчас решил ее поцеловать, то она не сумела бы воспротивиться. В этом темном убежище ей отчетливо вспомнилась грусть, волнение, вера в то, что она стоила того, чтобы мужчина закрыл глаза на обстоятельства ее рождения.
Грир тосковала по этим чувствам, даже если они были ложными. Желание, печаль и перенесенная боль позволили ей поверить в сказки. Что она встретит какого-нибудь провинциального джентльмена с домом в деревне, где не будет недоброжелателей. Только мир, гармония и респектабельность. Большего и не нужно. Лишь бы никто никогда не причинил ей боль снова.