Водопад грез

Виндж Джоан

В моих мыслях мелькнуло что-то тоскливое и почти безнадежное, и я взглянул на Мийю. Она смотрела, как Ронин улегся на диванчик, а Хэньен накрыл его одеялом. И вспоминала, как давным-давно, когда ее собственная потеря была такой свежей, Хэньен так же успокаивал ее касаниями и мыслями, которые были самой нежностью. Она сильнее прижала Джеби к себе, гладя его волосы, бормоча слова, которые я не мог разобрать, — они были похожи на песню или на молитву.

Хэньен взглянул на нас, стоящих рядом, и улыбнулся. Не знаю, улыбался ли он тому, что видел нас вместе, или же тому, что после всего случившегося он не предал свою душу человечеству.

— Путь привел нас к дому в целости и сохранности, — пробормотал он. — Сейчас нам надо отдохнуть,

пока есть где. — Он зевнул, словно наконец убедил себя в том, что отдых его слишком долго задерживался. Он вошел в свою комнату, ни сказав больше ни слова, но оставив в наших мыслях что-то вроде наставления.

Мийа повела меня к комнате, где спала она — где когда-то спал я. Я подумал, знает ли она об этом.

«Да», — ответила она, когда я поднял на нее взгляд. В ее глазах стояли слезы.

Я прикусил губу, желая сжать ее в объятиях, но дотерпел до того момента, когда она посадила Джеби на одну из коек, подвешенных между полом и потолком, и покачивала его, мурлыкая мелодию, которую я и слышал, и чувствовал одновременно.

Мийа отошла от койки Джеби и обняла меня. Она поцеловала меня, словно зная — а она должна была знать, — чего хотел я, чего страстно желал. Усталость моя пропала, как тень на солнце. Я почувствовал головокружение, словно гравитация исчезла, и мы поднимались в воздух.

Так оно и было. Я осознал частичкой своего мозга, еще не до конца потерявшей способность рассуждать, что мы действительно поднимались, словно по винтовой лестнице, ко второй койке. Мийа посадила нас на ее мягкий полумесяц, и он закачался под нашими телами. Мы дарили друг другу ласки, поцелуи, меняли позиции, проникая глубже в жажду и наслаждение, в тела друг друга, в мысли, в души.

Прошло много времени без каких-либо мыслей, только с эмоциями, и мы снова тихо лежали в мягких объятиях постели. Через несколько минут я подумал:

«Мийа, то, что ты сказала Наох об ан лирр… что их возвращение станет ключом к выживанию общины… Я подал тебе эту идею?»

«В некоторых случаях нужен взгляд со стороны, чтобы увидеть то, что не видно отчетливо никому изнутри».

Боль пронзила мою грудь.

«Что такое?» — спросила Мийа, словно острие ножа терзало нас обоих.

«Взгляд со стороны, — подумал я, и, не желая того, добавил: — Взгляд мебтаку».

«Биан. — Она ласково коснулась моей щеки. — Ни одному человеку никогда не приходила эта мысль за все те годы, что они копают рифы, за все время, начиная с их прибытия сюда. Никому, лишенному дара, эта мысль не придет. — Ее пальцы водили по моим нечеловеческим, но и негидранским контурам лица. — Неужели тебе и в самом деле никогда не приходило в голову, нэшиертах, что ты можешь быть лучше кого-то?»

— Мийа…

Ее пальцы коснулись моих губ, требуя тишины.

«Когда в ту первую ночь я проникла в твой мозг, я в первый раз по-настоящему поверила в то, что земляне и община могут доверять друг другу, хотя бы настолько, чтобы жить в мире на этой планете. И я подумала, что если бы был способ сделать так, чтобы они увидели этот мир, как видишь его ты… как видим мы… — Слова растворились в образах монастыря, рифов, секретов прошлого гидранов, которые мы вместе исследовали. — Мне всегда хотелось верить, что наши народы могут найти общую основу… И не кто иной, как ты, показал мне, что это возможно — Она представила, как должно разворачиваться будущее: — Сейчас мы вместе, Путь снова привел меня к ней, а Джеби — к нам. — Она увидела нас вместе в монастыре, в шуи, где ан лирр думали об исцелении, где теперь у нас будет время исцелиться… — Теперь все будет хорошо».

«Не говори так, — подумал я. — Никогда не говори так, никогда».

Я почувствовал ее удивление, ее нерешительность, когда она вспомнила, что однажды она говорила мне те же слова.

— Все в порядке, — горячо прошептала она. — Все хорошо! — Она снова поцеловала меня, взъерошив мне волосы. Но она сказала это вслух. Я почувствовал, как она немного отодвинулась, держа

нашу мысленную связь открытой, но отступив на один шаг, как будто она подошла слишком близко к огню.

Я не стал пытаться лгать ей — я не осмелился. Мы оба подошли слишком близко к правде той ночью в монастыре, почувствовав, как тают наши мозги в огнедышащей печи воспоминаний о прошлом. Возможно, время и вера смогут исцелить нас с Джеби. Но ни того, ни другого мне не хватало всю жизнь. Мое прошлое слишком долго, слишком часто отнимало у меня мое же. Большую часть своей жизни я провел в зоне открытого огня. Не знаю, есть ли столько веры во всем пространстве-времени, чтобы превратить того, кем я стал, в того, кем я должен был стать.

И я удивился, как я умудрился научиться жить с кем-то другим, при том что не могу жить с собой.

Мийа слегка подтолкнула койку, и она закачалась, усыпляя нас. Кому под силу остановить время со всей его непредсказуемой силой? Я неподвижно лежал в объятиях Мийи, а усталость затмевала вопросы, на которые могло ответить только оно — только время.

Глава 30

Десять дней шли радиоактивные осадки. Десять дней мы прятались, десять дней было дано нам, чтобы заполнить голову Ронина информацией о положении гидранов, чтобы убедить его в том, что Тау должен отвечать перед общиной так же, как перед наемными рабочими… даже больше. Время, достаточное для того, чтобы Ронин перестал вздрагивать, когда Хэньен или Мийа демонстрировали свой дар. Время, достаточное для того, чтобы он перестал глядеть на нас с Мийей широко раскрытыми глазами каждый раз, когда мы касались друг друга, или когда выходили утром из комнаты, каждый раз, когда он видел нас с Джеби вместе как семью. Время шло долго, час за часом, ночь и день, так что все мы чувствовали, как исчезает его страх перед незнакомым, словно жизнь с чужаками и уродами постепенно перестала казаться ему чуждой и уродливой.

«Сейчас мы следуем одним Путем, — пробормотала мне Мийа, наблюдая, как Ронин присел поиграть с Джеби в игру-считалку. — У него не было другого выхода, кроме как остаться с нами». — И, глядя на него, чувствуя, что лежит в его мыслях, я мог почти поверить этому.

На десятый день вернулся Воуно, но на этот раз над его флайером висел боевой корабль, и легионеры последовали за ним, когда он спустился по лестнице. Мы все глядели на них, задержав дыхание, окаменев, пока не улыбнулся Воуно, улыбнулась Мийа. Улыбнулся Ронин и сказал: «ФТУ».

Это значило, что мы были в безопасности, что конец нашим мытарствам уже виден. В этот раз они пришли, чтобы забрать Ронина на другую сторону реки на переговоры с Тау. Главные фигуры Тау еще пытаются выкрутиться, сказал нам Воуно. Санд, шеф безопасности Дракона, лично вернулся на Убежище с полудюжиной членов правления Дракона, и они беспокоятся о том, чтобы все уладилось, прежде чем симбиотическая экономическая система корпорации будет задушена наложенным ФТУ запретом на полеты.

Ронин взял с собой Хэньена. Мы с Мийей и Джеби остались ждать дома. Мы не видели их больше, но Хэньен делился мысленно с Мийей каждым шагом их продвижения к цели переговоров. И все это время Наох, как дурной сон, ворошила мои мысли. Думаю, она не оставляла в покое и Хэньена.

Я знал, что Наох была связана с Мийей, равно как и был уверен, что Мийа делится с ней каждой ставшей известной нам деталью. Но что бы ни думала Мийа насчет угроз своей сестры, этим она делиться со мной не собиралась. Не случайно генетический код псиона сформировался так, что давал возможность управлять даром и защищаться в случае необходимости. Уверенность, что жизнь гидранов куда проще, чем жизнь людей, оказалась лишь еще одной моей мечтой, растаявшей со светом дня.

Прошел целый месяц, прежде чем была поставлена последняя точка в переговорах — общая амнистия для патриотов. Мы уже могли не прятаться и не бояться, что службисты Тау убьют нас на месте за то, что мы слишком много знаем.