Водородная Соната
Шрифт:
Коссонт потребовалось мгновение или два, чтобы всё осознать.
Она так привыкла считать себя частью последнего поколения, последних людей, рождённых до того, как люди перестали рожать детей в преддверии Свершения, что не была в полной мере уверена, что только что видела. Игрушка? — была ее первая мысль.
— У тебя есть ребенок! — сказала она, делая шаг ближе к женщине и опускаясь на корточки — ее лицо оказалось на уровне лица женщины, рука потянулась к застывшей в тревоге фигуре, замерев на полпути.
Женщина робко улыбнулась и снова заговорила в куртку.
— Чудже, — тихо произнесла она, — поздоровайся.
Маленькое лицо снова выглянуло наружу. Ребенок, настоящий ребенок —
— Привет, Чудже.
— Алло, — пролепетала девочка, прикусив губу и снова спрятавшись в складках женского жакета.
Коссонт посмотрела на женщину. Мужчина теперь сидел ближе, бросая настороженные взгляды на них обоих.
— Она… — начала Коссонт.
— Наша дочь, — подтвердила женщина. — Три с половиной.
Гордость, а также подозрительность и неповиновение прозвучали в ее голосе. Девочка украдкой взглянула на Коссонт, затем, не сводя глаз, прильнула к матери и прижалась к ней.
Коссонт отпрянула с открытым ртом, отведя взгляд от глубоких темных глаз маленькой девочки, посмотрев на обоих родителей.
— Значит, вы не…
— Мы не пойдем, — просто сказал мужчина.
Не собираются. Когда через двадцать три дня придёт время, когда Хранимые в Ксауне и на Зис и на всех остальных планетах и лунах и в местах обитания, и на кораблях Гзилтов ожидали, считая последние часы до Возвышения, они не пойдут.
Коссонт знала, что есть такие люди, люди, по какой-то причине решившие не возвышаться вместе с остальными, и она даже встречала раньше одного или двух — хотя всегда полагала, что они передумают, когда придет время, — но она никогда не видела никого, у кого бы был ребенок. Обычай — не совсем закон, но близкий к нему — заключался в том, что нельзя брать ребенка в Сублимацию. Возвышение должно было быть полностью зрелым, осознанным действием для цивилизации и индивидуумов внутри нее, готовых уйти, обдумавших и принявших такое решение, почувствовавших, что они созрели для этого шага. Гзилты считали детей неспособными дать информированное согласие на что-то столь важное, а это означало, что они рассматривали взятие ребенка с собой как нечто близкое к насилию.
Так что люди, в большинстве случаев, перестали рожать детей за десятилетия до намеченного срока. Тем не менее, некоторые — очень немногие — появились на свет у родителей, все еще намеревавшихся стать Возвышенными, но к тем, кто делал такой выбор, особенно с очень маленькими детьми, относились как к изгоям — большинство из них прибилось к сообществам им подобным в отдалённых регионах.
Коссонт поймала себя на том, что без отрыва смотрит на молодую пару. Они были очень молоды, подумалось ей. Может быть, лет на десять моложе ее — должно быть, сами были немногим старше детей, когда родился их ребёнок.
— Вам будет одиноко, — сказала она первое, что пришло на ум.
— Уже, — подтвердил мужчина.
Женщина одновременно кивнула одновременно с ним.
— Мы знаем.
— Да… — замялась Коссонт, чувствуя себя глупо. — Полагаю, вы знаете. — Она виновато улыбнулась им.
— Она — наше будущее, — мужчина указал на ребенка.
Коссонт сочувственно покачала головой, гадая, каким станет это будущее. Ни один другой вид не согласится с тем, что несколько процентов гзилтов, оставшихся после сублимации, составят продолжение своей цивилизации. Все заброшенные жилища гзилтов, от родной планеты Зис до самого маленького жилища и корабля будут рассматриваться как объекты для захвата, поглощения, присвоения. Сам же Ксаун, из-за того, что он был плацдармом для Поясного Города, получал статус общекультурного памятника под опекой одного из нейтральных фондов
Не было возможности просто отложить, отсрочить Возвышение, в случае, если бы оставшиеся вдруг передумали и решили последовать за остальными. По теоретическим предпосылкам скорость субъективных/абсолютных изменений в течение первых нескольких часов, которые люди проводили в Сублимации, была такова, что пребывать в неизменном состоянии сколько-нибудь долго означало подвергать себя огромному риску. Вследствие этого, как считалось, попавшие Туда будут неизбежно изолированы, те, кто совершил переход всего за несколько часов до — будь то близкие друзья, возлюбленные, члены семьи, однояйцевые близнецы, клоны, кто угодно — станут настолько измененными, столь значительно возрастут в сложности, что у прибывших после не будет с ними практически ничего общего. Они окажутся в изоляции, возможно, ещё худшей, нежели та, что ждёт их здесь в случае отказа, в лучшем случае сделавшись частью безнадежно узкой обособленной группы, фактически лишенной контекста, не привязанной к чему-то большему, и поэтому, вероятно, испарятся в итоге, растворившись в общей ткани сублимированного — по сути, в бесконечности.
Не имелось ясных указаний на то, было ли данное явление присуще экзотической физике и другим фундаментальным естественным законам Сублимации или представляло собой правило, навязанное теми, кто населял тот мир, способствуя переходу людей и цивилизаций. Различные цивилизации провели исследования по вопросу и подтвердили эффект, не определяя при этом его причину. Оставалось только строить догадки, чем и были заняты неустанно свободные Разумы.
— Мы не Сопротивление или что-то в этом роде, — внезапно сказала женщина. Она смотрела на блики на воротнике куртки Коссонт.
К Сопротивлению принадлежали люди, организованные в воинствующие отряды, проводившие демонстрации, подстрекавшие к гражданскому неповиновению и даже сейчас утверждавшие перед Галактическим Советом, что Сублимация есть нечто незаконное, неправомерно навязанное и потому насильственное. При этом ряд маргинальных групп Сопротивления сами использовали насилие, отстаивая свою точку зрения.
— Просто гражданские, — сказал мужчина.
Коссонт согласно кивнула. Пара, по-видимому, рассталась со своим окружением, кем бы те ни были. Это сделало их материально несостоятельными, сродни принятию религиозного обета бедности — хотя быть бедным в постдефицитном обществе, в котором деньги сохранялись только как своего рода церемониальная формальность, было не так уж ужасно: требовался только один человек с номинально средним достатком, чтобы содержать любое количество нуждающихся. Но, в то же время, такой шаг тянул за собой ряд иных, зачастую более серьёзных последствий, делая отступников объектом либо ворчливого подозрения, либо невольного восхищения, но всегда отчуждения.
Маленькая девочка вылезла из-под материнской куртки и теперь снова смотрела на Коссонт. В ее широко раскрытых глазах отражался мерцающий оранжевый свет огня, а пухлые грязные ручки играли с маленькой игрушкой, переворачивая ее снова и снова.
— Могу я подержать ее? — вдруг сказала Коссонт, глядя сначала на женщину, потом на мужчину.
— Нет, — быстро ответил мужчина, а мать меж тем обняла ребенка, словно защищая ее от Коссонт.
— Мы этого не одобряем, — продолжил мужчина. — Слишком много людей хотят прикоснуться к ней, подержать ее. — Он пожал плечами. — Ей перестало это нравиться. — Он оглядел похожее на каверну пространство, в котором они находились. — Отчасти поэтому мы здесь.