Водоворот
Шрифт:
— Лени Кларк, — тихо повторил мертвый голос. — И вдруг из ниоткуда появилась эта К-отборщица, на вид прям как эти старые литтвари с зубами, ну ты знаешь, вампиры.
— Кто это? Как вы пробились на этот канал?
— Хочешь узнать о Лени Кларк, — если бы слова произнес кто-то из плоти и крови, они бы приобрели вопросительную интонацию.
— Да! Да, но...
— Она пока на свободе. Lesbeus, скорее всего, ее ищут.
Оперативные данные выплеснулись на текстовый экран:
Имя: Кларк, Лени Дженис
ИНЗП: 745 143 907 20АЕ
Дата рождения: 10/07/2019
Право голоса: лишена в 2046 году (не прошла предъизбирательные тесты)
— Кто
— Ин Ну Ши. Я уже говорила.
Женщина на берегу вернулась на положенное место в схеме. Существо, захватившее «овод», куда-то исчезло.
Су-Хон не могла вернуть чужеродный сигнал. Даже не знала, с чего начать. Остаток дежурства она никак не могла успокоиться, ожидая таинственных заявлений, вздрагивая от любого щелчка или вспышки в шлемофоне. Ничего не происходило. Перро отправилась в кровать и долго смотрела в потолок, едва заметив, как Мартин лег рядом и снова предпочел «не подталкивать».
«Кто такая Лени Кларк? Что такое Лени Кларк?»
Определенно не просто одна из выживших. И не только удобная икона для Амитава. И даже не просто взрывоопасная легенда, прожигающая себе путь через всю Полосу, как раньше думала Перро. Важнее всего этого. А вот насколько, Су-Хон не знала.
«Она пока на свободе. Lesbeus, скорее всего, ее ищут».
Каким-то образом Лени Кларк проникла в сеть.
Труп совершенно не беспокоил Трейси Эдисон. Он не был похож на маму, даже на человека не походил. Всего лишь куча фарша, заваленная гипсом и цементом. Из-под обломков на них беспардонно уставился чей-то глаз, и он был даже подходящего цвета, но на самом деле маме не принадлежал. Не по-настоящему. Мамины глаза остались только в воспоминаниях Трейси.
Им не хватило времени даже все проверить. Папа схватил ее, засунул в машину (прямо на переднее сиденье, целое событие), и они оттуда уехали, не останавливаясь. Трейси оглянулась, и снаружи дом выглядел на удивление неплохо, кроме той самой стены да части за садом. Они свернули за угол, и дом исчез.
А потом они не останавливались. Папа даже еду не покупал, говорил, припасы есть там, куда они едут, а туда надо добраться скорее, «пока стена не опустилась». Он так все время говорил — о том, как «они режут мир по шаблону на мелкие кусочки», а все эти «экзотические сорняки и вирусы» дают им предлог, чтобы «загнать всех в малюсенькие анклавы». Мама часто говорила, что просто удивительно, как это ему вечно приходят в голову все эти «развесистые теории заговора», но в последнее время Трейси не покидало чувство, что, кажется, папа прав. Правда, уверена она не была. Все это страшно смущало.
До гор оказалось не близко. Множество дорог покорежилось и потрескалось — не проехать, а оставшиеся забили машины, грузовики и автобусы: их было так много, что на машину Эдисонов даже не глазели, а ведь обычно люди только этим и занимались, ведь, «милая, они же не знают, что я работаю далеко в лесу, а потому считают нас расточительными и эгоистичными, у нас же есть собственный автомобиль». Папа часто сворачивал на проселки, и девочка даже не заметила, как они очутились высоко в горах, а вокруг, куда ни глянь, виднелись лишь старые вырубки, все зеленые от кудзу, пожирающего углерод. А папа по-прежнему не останавливался, только дал Трейси несколько раз пописать, а однажды они заехали под деревья и там ждали, пока не пролетят мимо вертолеты.
Они не останавливались, пока не добрались до маленькой хижины в лесах у озера, и не простого, а, как
— Так что мы вроде как на каникулах, — сказал отец. — Будем импровизировать, ходить в походы каждый день, проводить исследования и играть, пока дома все слегка не уляжется.
— А когда мама приедет? — спросила Трейси.
Папа уставился на коричневые еловые иголки, усеивавшие землю вокруг.
— Мама уехала, Огневка, — ответил он, помолчав. — Пока тут только мы.
— Ладно, — сказала Трейси.
***
Она научилась рубить дрова и разжигать огонь как снаружи, в месте для костра, так и внутри, в черном очаге: ему, наверное, было лет сто. Ей нравился запах дыма, правда, она ненавидела, как тот лез в глаза, стоило ветру поменяться. Они с папой каждый день ходили в походы, смотрели, как ночью на небо высыпают звезды. Отец думал, что они все такие особенные — «в городе такого не увидишь, а, Огневка?» — но, по мнению Трейси, в планетарии все выглядело красивее, хоть и приходилось надевать фоновизоры. Однако она не жаловалась: понимала, как важно для папы, чтобы ей нравилась вся эта затея с каникулами. А потому улыбалась и кивала. Папа радовался, хоть и недолго.
Ночью, правда, когда они спали вдвоем на кушетке, он держал ее и держал и не отпускал. Иногда обнимал так крепко, что было почти больно; а иногда просто сворачивался клубочком за ее спиной, совсем не двигаясь, не прикасаясь, напряженный как струна.
Однажды Трейси проснулась посреди ночи, а отец плакал. Он прижался к ней, не издавая ни звука, но время от времени еле заметно вздрагивал, и тогда слезы падали ей на шею. Трейси лежала тихо, и папа не знал о том, что она не спит.
На следующее утро она спросила его — время от времени не могла удержаться, — когда приедет мама. Отец сказал, что пора подметать пол в хижине.
***
Мама так и не появилась. Зато пришел кое-кто другой.
Они убирали стол после ужина. Весь день провели около ледника на дальней стороне озера, и Трейси очень хотелось спать. Но в доме посудомоечной машины не оказалось, поэтому все тарелки приходилось мыть в раковине. Трейси их вытирала, разглядывая ветреную тьму за окном. Если внимательно присмотреться, то через стекло виднелся крохотный иззубренный уголок темно-серого неба, окруженный черными деревьями, качающимися на ветру. Правда, по большей части, она видела лишь собственное отражение, смотрящее на нее из мрака, да ярко освещенное помещение дома.
А потом Трейси опустила глаза на тарелку, и ее отражение этого не сделало.
Девочка снова посмотрела в окно. Зеркальный двойник выглядел неправильно. Туманно, как будто их там было двое. И с глазами у него случилась какая-то беда.
«Это же не я», — подумала Трейси и почувствовала, как мурашки побежали по всему телу.
Там стояло что-то еще, фигура с призрачным лицом, — и девочка уже почувствовала, как у нее округлились глаза, как раскрылся рот в нарождающемся крике, но существо за окном продолжало смотреть на нее из ветра и тьмы без всякого выражения.