Водою и духом

Протоиерей Александр Дмитриевич

Обучение: мы попытались показать, что каждый обряд, каждый акт чинопоследования крещения есть воплощение, откровение и выражение веры Церкви, ее видения Бога, человека и мира, так что если, с одной стороны, нужно знать и иметь веру, для того чтобы понимать богослужение, то с другой стороны, само богослужение поистине «исполняет» веру, является ее «экзистенциальной» эпифанией, а также даром. Отсюда,

с древнейших времен, наличие корреляции между обучением и участием в богослужении, наиболее типичное и нормативное выражение которого мы находим в приготовлении новообращенных к крещению и в послекрещальном слушании тайноводческих проповедей. Эту норму мы должны вновь ввести в наше религиозное просвещение, сделав ее центром и вдохновителем всего нашего обучения. Ибо пока в нашем обучении — будь то в духовных семинариях или в воскресных школах — Библия, догматика, литургика, духовность остаются изолированными друг от друга, составляют автономные «разделы», слабо связанные друг с другом в рамках формальной программы, не только каждый «раздел» будет стремиться стать интеллектуальной абстракцией, но ни один из них не сможет явить веру в ее живой, конкретной и поистине экзистенциальной полноте. Действительно, результатом победы в православной Церкви западной «программы обучения», не имеющей целостности, явился растущий разрыв между богословием и богослужением, за которым последовала трансформация богословия, т. е. учения, в исключительно умственное занятие, предназначенное для интеллектуалов, но фактически игнорируемое Церковью. Следовательно, необходимо — и крещение здесь служит, очевидно, отправной точкой — вновь объединить учение и опыт Церкви, являемый и сообщаемый в богослужении, с тем, чтобы учение стало объяснением этого опыта, а богослужение — исполнением веры.

Это, однако, требует от богослужения, чтобы оно было подлинным воплощением и выражением lex orandi Церкви. Если даже наша краткая работа о крещальном богослужении показывает космическое, экклезиологическое и эсхатологическое измерения нашей веры и духовности, то как все это может быть испытано в наших частных и основательно урезанных «крестинах», которые явно противоречат как предписаниям, так и учению отцов Церкви, как духу, так и букве самого литургического предания? Опять–таки, мы не призываем к тому, чтобы «заново изобрести» чинопоследование крещения. Оно само в своих обрядах взывает к своему восстановлению и очищению. Ибо даже если невозможно вернуться к торжественному пасхальному совершению крещения, то все же в крещении проявляется и реализуется пасхальная вера Церкви, и это должно быть восстановлено путем возврата к органическому единству с евхаристическим восхождением, вместе со всей Церковью, к Христовой трапезе в Его Царстве. Когда православные — и, прежде всего те из них, которым доверено охранение Предания, — поймут, что многое в нашем «традиционализме» фактически отражает капитуляцию перед неправославным духом, в то время как многое из того, что объявляется «нововведением», есть всего лишь жажда православия в полноте его истинной силы?

И, наконец, пора нам вернуться к источникам истинной христианской духовности, дать истинную оценку — в свете таинства возрождения водою и Духом — духовной путанице наших дней и многочисленным псевдодуховным рецептам, предлагаемым как способ ее преодоления. Ибо так же, как учение и богослужение, духовность не есть отдельная и замкнутая сфера, овладения техникой которой достаточно для того, чтобы преуспеть в ней. В конечном счете, именно эта новая жизнь, исходящая от Церкви и поэтому имеющая свой источник и критерий там же, где их находит сама Церковь, — в смерти ветхого человека во Христе, в обретении во Христе новой жизни, в даре Святого Духа, — делает нас «царями, священниками и пророками», причастниками сокрытой, однако реальной жизни «восьмого дня», невечернего дня Царства.

Очевидно, что ни одно из этих «возрождений» — богословское, литургическое, духовное — не может произойти мгновенно, как плод чисто внешних реформ и нововведений. Необходимы терпеливое изучение, бережное пастырское отношение, большая любовь. И, прежде всего, мы нуждаемся в углублении нашего церковного сознания, самой души Церкви, в стремлении к «живой воде». Я абсолютно уверен, что такое возрождение не только желательно и возможно, но что только в нем, только всеобщим восстановлением истинного значения крещения, его полноты, красоты, силы и радости, мы сможем снова сделать нашу веру «победой, победившей мир» (1 Ин. 5:4). Именно это свое убеждение я хотел выразить, по мере своих возможностей, в настоящей работе.