Водяная пустыня
Шрифт:
Ричард смело направился к противоположному концу монгубы, но едва бросил взгляд за борт, как в ту же минуту, громко вскрикнув, кинулся назад.
— Это анаконда! Такой большой я не видал никогда! — объявил он. — Не удивительно, Мэндей, что вы приняли ее за mai d'agoa. Это чудовище очень опасно.
— Разве нам грозит какая нибудь опасность, кузен? — спросил Ральф, глядя на испуганное лицо Ричарда.
— Я думаю, что особенной опасности нет, — ответил Ричард с некоторым колебанием. — Я надеюсь, что мы успеем уничтожить ее прежде, чем она на нас нападет… но у нас нет оружия! Что делать, Мэндей?
— Сидите смирно и не шумите! — прошептал индеец. — Может быть, она останется на своем месте, пока мне удастся пронзить ей шею копьем, и тогда… Santos Dios! слишком поздно! Она уже вылезает на колоду!
И действительно, пресмыкающееся было таково, что могло внушить ужас даже самым смелым людям. Длиною анаконда была с хороший шест, мрачный огонь горел в ее глазах, раздвоенный язык далеко высунулся из разинутой пасти. По чешуйчатой голове змеи еще струилась вода, отчего кожа ее отливала каким-то особенным металлическим блеском.
Дети и взрослые в испуге отступили на противоположный конец бревна, откуда со страхом и удивлением смотрели, как голова чудовища медленно продвигалась вдоль ствола, точно змея выбирала, на кого первого лучше всего кинуться.
Мэндруку стал впереди всех, в правой руке он держал свое копье, словно собираясь вступить в битву с врагом.
Сразу за ним стоял Ричард, судорожно сжимая нож индейца.
Вдруг ствол монгубы слегка зашатался у них под ногами. Все еще больше отодвинулись назад. Змея поднялась над бревном и затем опять положила свою голову на ствол, видимо, решившись на что-то. Еще минута — и, слегка изгибаясь, анаконда поползла к своим жертвам, уверенная, что добыча не может уйти от нее. Уйти! Но куда уйти от анаконды, которую индейцы так справедливо прозвали духом воды, — вода для нее родная стихия.
Все смотрели то на нее, то на индейца. Неужели мэндруку ничего не может придумать для их спасения? Но тут же, к ужасу своему, убеждались, что насколько змея была уверена в себе, настолько же индеец казался неуверенным.
Становилось очевидным, что мэндруку не питал никакой надежды отразить нападение змеи копьем, которое и в самом деле было слишком ненадежным оружием для борьбы со страшным чудовищем.
Треванио предложил было броситься в воду.
— Нет, хозяин! Все что угодно, только не это, — отвечал индеец, — этого-то змея и хочет. Если только мы бросимся в воду, один из нас наверняка погибнет.
— Ну, а теперь разве нам не грозит то же самое?
— Нет еще! — отвечал мэндруку.
Очевидно, он уже придумал какой-то план для спасения.
— Передайте мне вон ту обезьяну, — сказал он затем, обращаясь к стоявшим сзади него.
Том, всеми признанный покровитель коаиты, принял это требование на свой счет и немедленно поспешил исполнить приказание, хотя и не понимал, зачем это понадобилась индейцу коаита.
И только уже после того, как мэндруку, держа в руках обезьяну, двинулся навстречу анаконде, Том и все остальные поняли, зачем взял индеец обезьяну: коаита должна быть принесена в жертву, чтобы этим отвлечь внимание анаконды от остальных.
При других обстоятельствах Том, может быть, и не согласился бы на эту жертву, но раз это было необходимо для спасения всех, он, конечно, даже не рискнул вступиться за бедное животное.
Мэндей медленно двинулся вперед по направлению к демону, остановился на полдороге и потом вдруг изо всех сил бросил бедную обезьяну навстречу чудовищу. Последнее уже раскрыло свою пасть, чтобы схватить коаиту, как обезьяна с быстротой, свойственной этим животным, заметив опасность, кинулась от надвигавшегося на нее раздвоенного языка и одним прыжком очутилась на верху мачты, оставив Мэндея лицом к лицу с анакондой, которая, взбешенная неудачей, готова была ринуться на индейца.
Мэндруку медленно стал отступать назад. С перепугу он наступил на все еще дымившийся костер на мертвом дереве и ногами нечаянно разбросал курившиеся головешки.
Мэндруку опять вооружился своим копьем; змея была уже совсем близко от него. Все дрожали, — так действовала на них нерешительность индейца. Раз он потерял голову, что же могли сделать они?
Оставалось одно — броситься в воду; но, как оказалось, они и этого даже не могли сделать, потому что на них не было плавательных поясов, а без их помощи многие не могли бы и минуты продержаться на воде. Но, к несчастью, пояса были на том конце бревна, и они могли достать их, только пройдя мимо анаконды. Один из них должен быть принесен в жертву… но кто именно?
Ричард, казалось, решился пожертвовать собою для того, чтобы спасти остальных. Он стал впереди всех; даже сам Мэндей очутился сзади него.
Мальчик, да и все остальные думали, что настал его последний час. Нельзя же серьезно рассчитывать на успех, не имея другого оружия, кроме ножа.
Но Провидению было угодно, чтобы путешественники избегли и этой опасности.
К их великому удивлению, анаконда вдруг отступила с чрезвычайной поспешностью и бросилась в воду, как будто спасаясь от какой-то страшной и неожиданной опасности.
Все с радостью видели, как быстро змея удаляется от монгубы, хотя и боялись, как бы она не вздумала вернуться опять.
В сущности не было ничего удивительного в том, что анаконда так стремительно обратилась в бегство.
Все видели, как змея проползла по раскиданным ногами индейца головешкам, слышали, как зашипела ее кожа на раскаленных углях, и поняли, что змея бежала потому, что получила сильные ожоги. Они боялись только, чтобы анаконда не вздумала вернуться.
Сначала она плыла, описывая окружность, а потом направилась прямо к лесу, как бы решившись покинуть озеро.
Несколько минут смотрели они на удалявшуюся змею и только когда анаконда совсем скрылась из глаз, все понемногу успокоились.
Прежде всего их, конечно, интересовало, каким образом попала анаконда на монгубу. И мэндруку очень просто объяснил это.
Внутренность дерева представляла собою колоссальное дупло. Змея, по всей вероятности, забралась туда отдохнуть, чтобы во время сна переварить какую-нибудь крупную добычу — лань, ламу или может быть даже целого оленя. Очень возможно, что сон ее продолжался уже несколько недель, начавшись раньше, чем бревно унесло водой.