Шрифт:
Памяти предков будем достойны
Говорят, пройдет время и все забудется, все раны залечатся, большие проблемы, пройдя через время, покажутся незначительными. Но не все можно забыть, и раны, глубокие, душевные, только затягиваются, а тронь – они снова кровоточат. Сегодня, когда вокруг мирная жизнь, любимые люди, которые всегда поддержат, мне, тринадцатилетней девчонке, не нужно переживать о хлебе насущном. И вот тоненькая книжка, взятая в школьном музее, взбудоражила мое сознание. Осознание того, через что прошли мои сверстники в годы войны. Как страшен фашизм, сколько надо было сил и воли, чтобы сохранить в себе человеческую душу, когда кругом только страх. Страх перед болью, голодом, мучительной смертью. Тонкая книжка раскрыта на дневнике юного узника, который прошел три лагеря, в том числе и Бухенвальд, фабрику смерти. Читаю его воспоминания, и мурашки бегут по коже…
Из лагеря в лагерь… из лагеря в лагерь. Голод, болезни, многие люди погибали. Наконец, эшелон прибыл в Лейпциг, где нас отправили на биржу для продажи, словно скот. Нас воспринимали только, как очередную рабочую силу, полностью обезличивая. Мне было пятнадцать лет, когда меня определили на фабрику «Макса», где заставили разгружать вагоны с металлом. Вместо имен всем присваивали номера. Мне, Юрию Юрченко, дали номер 2778. И вот начался мой первый день в аду… С утра до ночи я таскал металл на расстояние в 2 километра. Многие погибали от непосильной работы, но еще больше людей умерло от голода. Животный страх смерти от голода, ведь кормили нас брюквой, капустой и практически не давали хлеба, заставил мой мозг лихорадочно строить план побега. Мысль о том, что я неминуемо умру, мучила меня: умру либо от тяжелой работы, либо меня расстреляют при попытке бежать. На секунду я оторвался от работы и поднял голову. Передо мной стоял пленный мужчина тридцати лет. Он заговорил первым. От него я узнал, что в лагере есть заключенные, которые даже в этих нечеловеческих условиях думают не только о том, когда их настигнет смерть, но и устраивают диверсионные действия, чтобы застопорить производство, остановить работу цехов хоть на несколько часов. Рискуя жизнью, они даже тут пытаются бороться с фашистской нечистью. Мне стало совестно, что несколько минут назад мои мысли были только о еде и выживании.
И вот настал день, когда подпольный комитет должен был подстроить аварию в цехе, которая прикрыла бы бегство нескольких человек. Среди них был я и мой новый приятель. Кровь стучала в висках, страх сковал ноги, но я взял себя в руки и машинально исполнял все, что должен был сделать. Ближе к вечеру мы пробрались к самому выходу и выбрались на свободу. Но свобода была лишь иллюзией, во время одной из облав нас схватили и доставили в полицию города Галле. И начался новый ад, еще страшнее предыдущего. Нас пытали. Каждый день я лишался нескольких ногтей. Нас секли, травили собаками, но никто из нас не проронил ни слова. Казалось, нет выхода из этого ада, но я даже представить не мог, что может наступить следующий его круг
В сентябре 1942 года нас доставили в концлагерь Бухенвальд, это была конечная точка: тех, кто был не в силах работать, просто уничтожали в газовых камерах. Меня определили в команду «Штрассенбау», где мы каждый день носили тяжелые камни на расстояние двух километров. В таких условиях человек мог выдержать не более месяца, так как наступала полная дистрофия. Ноги разбивались из-за ходьбы в деревянных колодках. Мои раны постепенно превращались в кровоточащие нарывы.
Конец ознакомительного фрагмента.