Военный талант
Шрифт:
Паруса разрезали густой туман, а высоко надо мной пролетали скиммеры и даже аэробусы. Несколько чаек кружили рядом, некрасивые существа, с клювом лопатой, огромными крыльями и голосом, напоминающим отбойный молоток. В воздушных потоках лениво плавали пузырники.
Редкие деревья жались к скале. Компьютер определил некоторые из них, как "Кассандры". Считалось, что они обладают чем-то вроде лиственного разума. Тесты не дали окончательного ответа, и скептики продолжали утверждать, что это легенда, поскольку в путанице их ветвей угадывались какие-то человеческие черты, особенно когда солнце
Несколько деревьев сгрудились на краю кратера. Я повернул на них навигационный телескоп: переплетенные ветви, широкие листья тянутся к скудному серому свету. Но солнца не было, и никакого лица я не увидел. Когда я приблизился к Карнизу Сима, в наушниках зазвучал повторяющий одно и то же голос.
— Имеются необходимые удобства для туристов, — говорил он. Пожалуйста, переключитесь на автоматическое управление. В радиусе восьми километров от парка полеты с ручным управлением запрещены.
Я подчинился. Скиммер немедленно рванул в сторону моря, набрал высоту и начал медленный разворот к крутой стене.
На посадку выстроилась очередь из трех скиммеров. С ближайшего из них мне махали руками детишки, и я помахал в ответ. Мы находились уже над краем хребта, подходя к бело-голубому посадочному комплексу на самой вершине.
Карниз Сима находился ниже. На нем был сооружен отель с золотым куполом, теннисными кортами и плавательными бассейнами. Во времена Сима он, наверное, представлял собой полоску скалы, на которой едва мог уместиться скиммер. Но его укрепили, расширили и обнесли оградой.
Женский голос в переговорном устройстве был молодой и сладкий, как сироп.
— Добро пожаловать на Карниз Кристофера Сима. Пожалуйста, не пытайтесь выйти из своего скиммера, пока он полностью не остановится. Желаете заказать номер в отеле "Сима"?
— Нет, — ответил я. — Хочу только посмотреть на Карниз.
— Очень хорошо, сэр. Вы можете добраться до Карниза Кристофера Сима, следуя синим отметкам. Комитет Сопротивления напоминает, что прохладительные напитки можно употреблять только в специально отведенных местах. Желаю вам приятно провести время.
Я опустился на посадочную площадку, сдал скиммер смотрителю, сел в голубой вагончик, который спустил меня по туннелю на основной уровень, и оказался в холле гостиницы. Синяя стрелка указывала на боковую дверь. Несколько человек, в основном дети, плескались в окруженном папоротниками бассейне. Сувенирная лавка предлагала посуду и стаканы эпохи Сопротивления, вымпелы, модели "Корсариуса", основательный набор кристаллов и книг, среди которых был "Человек и Олимпиец", а также скромный томик "Максимы Кристофера Сима". Над вестибюлем царила великолепная картина Толденьи "На скале": задумавшийся Сим довольно рискованно сидит на верхушке округлого обломка скалы, глядя на волнующийся под ним океан, освещенный восходящим солнцем, а на горизонте видны штормовые облака.
Он одет в свободную куртку и широкие брюки, а светлые с проседью волосы кудрями выбиваются из-под потрепанной шляпы. Прищуренные глаза полны боли. Слева виднеется бело-зеленое крыло его скиммера с изображением моркадского дерева, которое более четырехсот лет служило официальным символом Илианды.
Я купил экземпляр "Максим" и взял его с собой на Карниз, оказавшись там почти в одиночестве.
— Не сезон, — объяснил смотритель. — В это время года у нас мало туристов, но многие прилетают из города, чтобы пообедать и выпить. Вечером будет полно народу.
Карниз открыт всем ветрам, а все остальное герметизировано и обогрето, включая обзорную площадку, расположенную под прямым углом к поверхности выступа, на которой несколько человек смотрели в телескопы, выстроившиеся целой батареей. Молодая, тепло укутанная пара, вышла наружу вслед за мной.
Возле низкой сеточной ограды играли детишки, взбирались на нее, и тогда уже ничто не отделяло их от более счастливого мира. Далеко внизу лежал океан, и я, заглянув туда, отпрянул назад.
Над головой развевались разнообразные флаги, морские птицы описывали круги, а пара пузырников плавала сразу за оградой на расстоянии вытянутой руки. Даже в тени горной стены их амебные мешки переливались всеми цветами радуги. Эти мирные, неторопливые создания существуют на многих планетах, и проявляют по отношению к нам неустанное любопытство. "Их стоило сохранить", подумал я. И чаек, и широкое море, которое существует здесь уже сколько миллионов лет.
Как мог Сим даже подумать об уничтожении всего этого? Как мог он стоять здесь, под неподвластными времени стенами, и обдумывать такой план?
Найдя на обзорной площадке скамейку, я сел и открыл "Максим".
Изданы они были частным образом через Орден Фурии. Материал в основном взят из единственной опубликованной работы Сима. Но имелись также отрывки из писем, судовых документов, комментарии, приписываемые ему, публичные заявления, и тому подобное.
"На нас надвинулся кризис, — говорит он на заседании Конгресса, — и я покривил бы душой, не признав перед вами, что прежде, чем он закончится, многие места в этой палате окажутся пустыми".
А одному из сенаторов той же планеты он писал:
"Я совершенно уверен, что какая бы сила ни увела нас невообразимо далеко от Аркадии, она, несомненно, не собирается теперь бросить нас на произвол судьбы, во власть этой древней, лишенной воображения расы, которая так упорно добивается нашего уничтожения".
Скала Толденьи — самая большая в целой группе скал, острым углом выходит из поверхности утеса и рискованно нависает над пустотой.
Карниз был узким. В самой широком месте хороший пилот с трудом мог посадить скиммер, а при малейшей непредвиденной случайности, скажем, внезапном порыве ветра, и скиммер, и пилот рисковали свалиться в океан.
Почему?
И почему перед рассветом?
А впрочем, что может быть лучше при обдумывании судьбы звезды и планеты, которые он собирался уничтожить, чем захватить их вместе, в великолепном симбиозе океанского восхода солнца.
Что происходило в его мозгу в то туманное утро? Может, Сим надеялся, что внезапный порыв ветра переложит тяжесть решения на плечи кого-нибудь другого? Может он стал бояться своего собственного оружия?
Кристофер Сим был прежде всего историком. Стоя здесь, наблюдая за последними, как он считал, рассветами планеты, он, должно быть, страшился приговора истории.