Воевода Дикого поля
Шрифт:
– Придется нам с султаном нынче повоевать, – подмигнув Григорию, покачал головой Данила. – Да простит нас царь православный! Их бы, нехристей, перетопить всех в Черном море как котят, конечно, да жаль, руки у нас пока коротки. Но ничего, найдется и для веселья на крымском берегу пожива! А пока что… Господь нам в помощь!
Турки русских лодок не заметили. На кораблях султана все мирно спали и видели седьмой сон. Самое времечко было – пять утра! Адашев дал приказ тихонько двигаться к турецким кораблям, и несколько десятков лодок с казаками быстро заскользили по тихому морю, легко вспарывая соленые волны. Стрельцов брать не решился
– Носами в борта не биться! – сквозь зубы процедил Адашев. – Руками встречать!
И вот уже и пальцами коснуться можно. Разворачивали гребцы лодки. Два дюжих казака, устроившись ближе к носу, вытянув могучие пятерни, уперлись ими в борт. Еще один, на корме, страховал товарищей. На других лодках поступили так же. Эх, сколько купцов заморских этаким образом захвачено было! А теперь вот и царю московскому казачья сноровка понадобилась…
Данила Адашев вынул из ножен саблю – сухо лязгнул металл о металл. Глядя на командира, вытащили сабли и Григорий с Петром. Одни казаки поднимали багры – легонько, нежно, точно баб любимых касались во сне, – и цеплялись ими за высокие корабельные борта. Другие – лесенки с загогулинами туда же прилаживали.
Все казачье войско изготовилось к битве: одни сабли кривые достали, другие копьями на борта нацелились. Пищали давно были заряжены – дула так и тянулись к турецким бортам…
На том корабле, к которому подошла лодка Адашева, сонно залопотали по-турецки. А казаки уже тихонько взбирались по лесенкам.
– Пробудились-таки, – поправляя шапку, усмехнулся полководец.
– А что говорят-то, Данила Федорович? – едва слышно спросил Петр Бортников.
– Говорят, звуки странные расслышали. – И вновь процедил сквозь зубы: – Поторопимся, братишки!
Голова турка в чалме высунулась из-за борта. Заспанные глаза округлились – такой кошмар не каждый день снится! Лодки с душегубами-казаками окружили корабль!
Не выпуская саблю из руки, казак оттопырил палец и приложил его к губам:
– Тсс, басурманин! – И задал вопрос уже по-турецки. – Жить-то хочешь?
Турок отступил, потянув из ножен ятаган, истошно заорал:
– Казаки! Казаки!!!
Но казацкий атаман Могила, перегнувшись через борт, уже дотянулся до несчастного саблей – с небольшим замахом резанул турка чуть наискосок по открытой шее. Брызнула на палубу первая кровь. Выронив ятаган, турок, обливаясь кровью и хрипя, шагнул назад и повалился навзничь.
А Могила уже перепрыгнул через борт, выхватил еще и кинжал кривой, и другого турка, что бросился на него с копьем, тоже принял на себя. Саблей отбил копье, а ножом располосовал тому живот, обернутый широким поясом.
И тут взревели сотни голосов над морем, всколыхнулось утро. Казаки так и сыпались горохом на палубы турецких кораблей. Там же, вслед за атаманом Могилой, оказались и Данила Адашев, и оба его ординарца – Григорий и Петр.
Но легкой оказалась добыча. Кто бы знал из солдат султановых, что этакое с ними случится! Выскакивали турки, обнажив ятаганы, и нарывались на копья казацкие. Пищали сотрясали громом утро. «Казаки! Казаки!» – ошалело выкрикивали турки страшное для них слово. И падали на палубы под казацкими саблями.
А Данила Адашев ревел по-турецки:
– Сдавайтесь, нехристи! Всех перебьем!
Григорий и Петр, выглядывая любого, кто осмеливался подступить к командиру, не церемонясь, разили его наповал.
И только когда половина экипажа была перебита и победа была одержана, капитан головного судна, захваченного Адашевым, замахал белым флагом с капитанского мостика. А казацкий атаман Могила, точно оглохший, все еще махал саблей, терзая вражью плоть. Еле оттащили его.
– Кто вы? – спросил капитан – полный турок, бледный, в роскошном халате и широком поясе, в дорогой чалме. – Кому я отдаю саблю?
Перед ним уже стоял Данила Адашев, отирая турецкой чалмой, распотрошенной, свой клинок. Командир не торопился. Отер клинок, спрятал его в ножны – с тем же хлестким сухим звуком. Церемонно поклонился.
– Казачий атаман Семен Могила, – важничая, сказал он. – А вас как величать?
Казаки засмеялись, сам же Могила нахмурился. Товарищи весело поглядывали на него: ну, славы ему теперь уж точно не убудет!
– Али-Паша, – ответил турок и протянул саблю.
– Добрая сабля, – Адашев принял оружие, изъясняясь по-прежнему по-турецки. – Вы, крымские татары, знаете толк в оружии.
Брови пленного удивленно поползли вверх, полное тело принялось приосаниваться:
– А причем здесь крымские татары? Мы – солдаты пресветлейшего султана великой Османской империи!
– Надо же! Эка нас угораздило оплошать! – всплеснул руками хитрец Адашев. – Еще под Черниговом в русском войске была принята договоренность «принимать» всех турок за татар, поэтому командир продолжал без стеснения ломать комедию: – Мы приносим турецкому султану наши искренние извинения, однако после того погрома, что мы тут учинили, нам все-таки придется подержать вас какое-то время под замком. – Он строго оглядел казаков и даже пальцем для пущей достоверности погрозил: – Ни одного живота более у подданных султана не отымем! Слово даю атаманское!
Казаки, забрызганные кровью турецкой, неприкрыто скалились, слушая полководца. Улыбались и Григорий с Петром – удалой был у них командир, весельчак, что и говорить.
– Вот возьмем Крым с Бахчисараем, – договаривал тем временем Данила Федорович, – потешимся с женами Девлет-Гирея, тогда и отпустим вас на все четыре стороны. – Адашев «кротко» взглянул на турецкого капитана: – Ну, может, разве что пушки еще снимем с ваших кораблей… А кормить и поить вас будем, даже не сомневайтесь! И вина бы налили, не жалко, да знаем, что вам вера ваша не позволяет. А теперь, – повернулся командир к казакам, – добрые мои помощники, повяжите-ка вы наших соседей по рукам да в трюм отправьте. И поласковее с ними, поласковее! По-христиански то бишь.
Турецкий капитан хоть и хмур был с виду, но в душе успокоился – резать его никто не собирался. Добрым оказался атаман Семен Могила, милосердным! Жаль только, во флагах и гербах несведущ. Ну как можно было не заметить красный стяг с золотыми звездой и полумесяцем?! Сколько бы жизней турецких сохранил, разбойник!
Пленных турок уже загоняли в трюм, когда Адашев выдернул из вереницы одного из них – самого бледного, с трясущимися от вида окровавленных товарищей губами. Турок был не простой – офицер, судя по одежде и знакам отличия.