Воин Не От Мира Сего
Шрифт:
После подготовки многоуровневого капкана Алексей расставил номера расчета засады по местам. Братья Лычко, благоухающие чесночным духом, притаились по бокам от входа в пещеру, сатир, как «наиболее подготовленный боец», был отправлен от греха подальше на вершину скалы с зажигательным зельем. В его обязанности входило по команде «Огонь!» метнуть бутыль вниз и… все. Это был его полезный максимум. Сам Алексей спрятался за поваленным деревом прямо напротив каменного входа. Себе он отвел скромную роль главного героя этой, как он мысленно назвал, операции «Ж». Почему мысленно? — да чтоб никто не обгадался или не догадился.
Окончание приготовлений совпало с заходом светила за кромку леса. Ярило спешило на покой, не желая оставаться
Наконец, когда ожидание уже грозило перерасти в чуткий тревожный сон, из леса донеслось мрачное уханье. Одно, два, семь, одиннадцать, двенадцать — филин «пробил» полночь, и раздался грохот открываемых каменных ворот и рев зевающего чудовища.
— «Это начало», — подумали, напрягаясь, Круглов с близнецами.
— «Это конец», — подумал сатир, почувствовав внезапную слабость, в очередной раз чихнул и совершенно случайно выронил бутыль.
С этого момента сказать, мол, что-то пошло не так, будет не совсем правильно, точнее будет сказать, что все пошло никак: ни как предполагал прапорщик, ни как ожидали остальные участники операции. А как же все-таки пошло это «никак»?
Бутыль со смесью, ударившись о выступ скалы, вопреки самым мрачным ожиданиям сатира не разбилась, а покатилась, подпрыгивая, к кромке выступа и сорвалась вниз. Фавнус, метнувшийся за снарядом, не рассчитал скорость, а вместе с ней и инерцию своей, какой бы то ни было, массы тела, не удержавшись у обрыва, покатился по склону догонять зажигательное зелье. От всего того, что было, на скале остался сиротливо лежать только осиновый кол. Более прыткий сосуд, ударившись о раскрытые врата пещеры по баллистической траектории, перелетел через голову недоумевающего вампира и разбился аккурат у его ног. Разлившаяся жидкость ярко вспыхнула и осветила округу, явив взору все еще недоумевающего упыря хитрые силки по его черную душу. Подоспевший сверху, на удивление молчаливый и не такой прыткий, как бутыль, сатир ударился со всего маху в спину Мичуры и повалил того вместе с собой в горящую лужу разлитого зелья. От ведьмовского огня вампира бросило в жар, вскочив на ноги, злодей зарычал было от гнева, но визги сатировского ужаса, вляпавшегося броневой шкурой в смесь, перекрыли его рев, заставив вздрогнуть от неожиданности. Братья Лычко, ослепленные ярким светом колдовского зелья, выскочили из укрытий на помощь Фавнусу и одновременно попались в старательно растянутые ими же силки. Тут, казалось бы, и сказке конец, но сработавшие от монахов растяжки сорвали со скалы предпоследний козырь карателей — огромный валун, сорвавшись вниз, перекрыл вход в пещеру, а вместе с ним и пути отступления вампира, разозлив того еще больше.
Пылающий кровопийца, расставив руки, бросился на запутавшегося ближнего к нему Архипа, но чесночный перегар воинственно ругавшегося монаха заставил его отступить, а запах горящего чеснока, которым был обвешан сатир, так и вовсе вскружил ему голову, в самом дурном смысле этого слова. Окруженный болтающимися в силках и горящими врагами, источавшими убийственный для него чесночный аромат, горящий вампир нашел единственно верный выход. Почти по отвесной скале он стал взбираться на «крышу дома своего», то есть на скалу. Почти добравшись до вершины, он посмотрел вниз, где продолжали бесноваться его враги, и, ухватившись за край карниза, подтянулся на руках вверх. Когда его лицо оказалось над выступом, последнее, что он увидел в отблесках пламени, была стремительно приближавшаяся ему навстречу нога в шнурованном ботинке с высоким берцем. Это был последний козырь диверсантов. Уже в полете, теряя сознание, Мичура выплюнул изо рта несколько острых осколков и встретился с землей.
Когда к любвеобильному Мичуре вернулись его обостренные чувства, пожар у входа в его апартаменты уже сменился на уютно потрескивающий поленьями костер. Перед ним, связанные по рукам и ногам, сидели насупленные от полученной от Командира взбучки монахи, держа осиновые колья около его груди. Круглов, сидя возле костра, отчитывал горестно вздыхавшего Фавнуса. Сатиру неимоверно повезло — из всех бед, что его постигли в эту ночь: падение со скалы, прямое столкновение с вампиром и попадание в огонь, — он вышел практически невредимым, если не считать нескольких ссадин и обгоревшей на копытах шерсти. Всему виной его броневая шкура, которой он весьма предусмотрительно обернул себя. Но, несмотря на это, от суровой критики он не ушел. За подобные трюки Круглов обещал рассмотреть Фавнуса на аттестации и исключить из разведотряда, без испытательного срока на исправление. Единственным оправдательным аргументом, которым безуспешно пытался апеллировать сатир, было: «Ну все же нормально закончилось».
Очухавшийся Мичура прервал эмоциональный монолог прапорщика с элементами ненормативной лексики и переключил его внимание на свою персону. Алексей подошел к вампиру и заставил его подняться. Мичура был примерно одного роста с ним, внешне, может быть, несколько симпатичнее, если не брать в расчет распухших от пинка губ, а физически развит не ахти, но прапорщик осознавал, что сила у подобных субъектов не от тренировок на тренажерах, поэтому совершенно не заблуждался насчет физподготовки вампира. Он наблюдал, как этот «человек-паук» карабкался по практически неприступной стороне скалы. Хорошо что после начавшейся заварухи Алексей просчитал возможные варианты и выбрал правильный из них, своевременно сменив свою позицию. Так бы они в два счета упустили и выгодную позицию, и упыря, и создали бы себе проблем на всю оставшуюся ночь.
— Ну что, Казанова, как самочувствие? — поинтересовался прапорщик у пленника.
Мичура хотел было грозно послать его подальше, но даже себе на удивление только профыркал что-то непонятное:
— Пофол фы ф зас! (Что должно было означать гордое — пошел ты в зад!).
Только сейчас он почувствовал непривычную пустоту во рту и вспомнил, как что-то выплевывал во время недавнего полета со скалы. Да, то были его зубы, включая два огромных клыка, которые и делали из него ненасытное к любви и крови чудовище. Лишившись своих проклятых зубов, а с ними еще доброй кучки простых, в основном резцов, верхних и нижних, он лишился львиной доли своей черной силы.
Вообще по идее выбить клыки вампиру считалось делом невозможным, да и никому подобное посягательство даже в голову не приходило, а тут с одного удара, и так результативно. Вот что значат долгие годы тренировок.
— Не понял. Это на каком ты? — переспросил Круглов, нахмурясь, похожего языка он не знал. Вместо ответа Мичура раскрыл рот, приглашая заглянуть внутрь. Обнаружив вместо зубов множество мелких осколков, торчавших из распухших десен, Алексей догадался, на каком языке с ним начал общаться упырь, и ухмыльнулся.
— Понятно! Обойдемся без толмача.
С трудом разбирая фырканье и шепелявенье пленника, Алексей уяснил для себя, что некогда кровожадный Мичура с этой минуты простой беззубый больной человечек, не более вредный окружающему миру, чем, к примеру, тот же сатир, а может, даже и менее. Разобравшись, что вся сила у упыря была в проклятых клыках, единственно, что он смог добавить ко всему:
— Твое счастье, что ты не Кощей какой-нибудь Бессмертный, а то пришлось бы нам тебе кое-что другое разбивать или отрывать вовсе, а так еще смысл жизни не совсем потерян.