Воин поневоле
Шрифт:
– Вы его сбросили? И он остался цел?
Уолли объяснил принцип парашюта. Взяв у Джа нитки, он привязал к эфесу наволочку. Конечно, это не слишком замедлило скорость падения, но меч опустился вертикально, а Шиоксин рассчитывал, что основная нагрузка будет приходиться на меч именно в этом направлении. Меч, конечно, мог удариться о камень, но на этот риск Уолли решил пойти.
А случилось так, что седьмой меч ударился о корень дерева. И не просто ударился, а вошел достаточно глубоко. Катанджи тянул изо всех сил, но ничего не помогало, меч сидел прочно, а Уолли тем временем стоял на балконе,
– Конечно, – сказал Уолли, – увидев, что мальчик выходит с поклажей, часовые должны были бы его обыскать, но вчера было так жарко… и к тому же на веке у него знак ковровщика, так что они вполне поверили бы тому, что он ремонтировал ковры. Джа все видела. Она говорит, что его ни о чем не спросили.
Жрец нахмурился.
– Бесценный меч сейчас в доме ковровщика?
– Конечно же нет! – сказал Уолли. – Это было бы слишком просто!
Он отхлебнул вина, с удовольствием глядя на Хонакуру – интересно, доводилось ли ему слышать о том, что он сказал что-то слишком простое? Потом Уолли продолжал рассказ.
– Сегодня утром за завтраком… Кстати, по улыбкам я сразу понял, кто из них на моей стороне, хотя даже этим, наверное, доверять нельзя. Так о чем я? Да, Тарру не было, но был Трасингджи…
Уолли и его подопечный окончили завтрак. Выходя, они прошли мимо Трасингджи, рядом с которым сидели двое Пятых. Уолли остановился, чтобы поприветствовать их. О чем подумал Трасингджи, было понятно только по едва заметному движению седых бровей, но его товарищи открыто усмехались.
– Скажите своему другу вот что, – обратился к нему Уолли, – я не знаю, где меч. И Нанджи не знает. И его родители – у них в доме его нет. Его вообще нет в городе. Я клянусь в этом своим мечом. Да пребудет с вами Богиня. – И он ушел, чрезвычайно довольный собой. Священнее этой клятвы для воина не существует, так что ему, скорее всего, поверят.
– Понятно, – сказал Хонакура. – Надо подумать. Значит, он знает, что меч все еще здесь, где-нибудь в храме?
Жреца раздражало, что воин загадывает ему загадки, которые он не может отгадать. К тому же он знал, что Уолли догадывается о его раздражении.
Уолли кивнул.
– Он, вполне возможно, решит, что меч у вас, священный Мне следовало бы сказать и про вас. Вам может грозить опасность.
– Сомневаюсь! – Хонакура нахмурился. – Все же я думаю, что его здесь нет. Но вы ведь не станете давать ложной клятвы…
– А Тарру поставил у ворот усиленную охрану. Все они могут поклясться, что ни я, ни Нанджи не выходили. Катанджи они не знают. Возможно, они видели, как уходила Джа, потому что на женщин они тоже смотрят, но у нее ничего с собой не было. – Он глотнул вина и добавил как бы между прочим: – Она только принесла одеяло.
– Одеяло?
Уолли стало его жаль.
– Да, для своего малыша. Я дал ей немного денег, чтобы она пошла к Кикарани и купила одеяло. Я уже видел эту покупку. Малыш, похоже, знает его по запаху, но только мне непонятно, неужели такое может нравиться. Теперь старик, кажется, понял и в недоумении покачал головой.
– Так значит, вы доверили свой меч рабыне и юноше, которого никогда раньше не видели?
Уолли торжествующе кивнул. Если его действия кажутся невероятными даже хитрому Хонакуре, который знает, что Джа – не просто рабыня, то Тарру никогда не разгадать эту загадку. Тарру – алчный игрок, но веры в нем нет. На месте Уолли он не смог бы доверить воину Нанджи даже камень.
– Катанджи вынес его в коврике, а Джа пошла за ним. Потом она пробралась в пустой домик и спрятала его на крыше, в соломе. Но я не знаю, в каком именно домике, поэтому я не знаю, где находится меч.
– Значит, одеяло было только предлогом, чтобы уйти из казарм, – заключил жрец, улыбаясь и кивая головой. – А меча нет не только в храме, но и в городе. О да! Вы очень искусный воин, светлейший! – Для Уолли это было наивысшей похвалой.
Хонакура налил ему еще вина, Уолли взял пирожное. В честь праздника можно позволить себе такое. Он еще повеселил жреца рассказом о том, как носил вчера старый меч Нанджи.
– Как у него дела? – спросил Хонакура. – Я слышал, вы обошлись с ним строго?
Уолли признался, что вынужден был побить Нанджи, хотя и не так, как это поняли воины.
– Его успехи просто изумляют. Защита у него и раньше была хорошая, а теперь – и нападение такое же. Сегодня утром он попытался даже меня отделать, но это скоро пройдет.
Нанджи уже вполне мог бы получить третий ранг, даже по стандартам Шонсу. Казалось, сейчас он быстро наверстывает все то, что упустил за эти годы. Уолли предложил присвоить ему следующий ранг прямо сейчас. Нанджи смутился и спросил, есть ли такое правило, которое запрещает один ранг перескочить. Такого правила не оказалось, и Уолли разрешил ему подождать, а потом сразу пройти испытания на Четвертого. Теперь Нанджи стал его секретным оружием.
Откинувшись назад в своем плетеном кресле, Хонакура подмигнул гостю.
– А как ваша рабыня?
Уолли непроизвольно зевнул. Он не помнил, удалось ли ему поспать в эту ночь. Жаль, что Хонакуре не знакома письменность и он не сможет оценить шутки о Книге рекордов. И Уолли ограничился замечанием, что сегодня утром на полу опять было много перьев. Шонсу не знал усталости, и Джа оказалась отзывчивым партнером. Они покорили такие высоты, достичь которых Уолли считал бы невозможным, если бы не побывал там сам.
– Ну и что вы будете теперь делать? – спросил жрец, подливая вина.
– Теперь у меня есть время, – ответил Уолли. – Чтобы выздороветь, чтобы обучить Нанджи, узнать от вас побольше о Мире… время, чтобы подумать! Достопочтенный Тарру может здесь камня на камне не оставить, но, я полагаю, он уже предвидит неблагоприятный исход своих поисков, так что, возможно, постарается быть осмотрительнее.
– А этот Катанджи?
– Я еще не видел его, – сказал Уолли, – но думаю, что он станет пятым среди нас. Осталось найти двоих.