Воин Русского мира
Шрифт:
– Ты чей? – рявкнула Вика.
Парень молча, с простодушным вниманием смотрел на неё.
– Почему не отвечаешь? Глухой? Немой? Тупой?
Он равнодушно смотрел в дуло автомата, словно вовсе не ведал о том, для чего предназначена эта черная штуковина. Вика продолжала разглядывать его, преследуя одну лишь цель: необходимо как можно скорее понять, где он держит оружие.
– Подними руки! – наконец скомандовала она.
– Зачем?
– Ой! Подал голос! Значит, не немой и не глухой! Подними руки. Я тебя обыщу.
Парень
– Отпусти меня с миром, – проговорил парень. – Я не хочу общаться с твоими друзьями.
И он прибавил ещё пару фраз на каком-то малознакомом Вике языке, возможно, на немецком.
– Я не хочу стрелять в тебя, но сейчас придет Терапевт, и тогда…
– Терапевт – это тот, кто пытает пленных?
– Кто ты такой? – крикнула Вика во весь голос, отчаянно надеясь, что Данила её услышит.
Ножовка скрежетала в бешеном темпе, слышался стон раздираемого кусачками металла. Вика двинулась по направлению к парню. Палец на спусковом крючке автомата омертвел. Сейчас она знала наверняка: при любых обстоятельствах она ни за что не сможет выстрелить в этого человека. Ни за что!
– Оставь это! – Он просто протянул руку и толкнул дуло автомата вниз. – Меня зовут Ярослав, а ты…
Его новая улыбка показалась Вике застенчивой.
– Что – я? – Ещё минута – и она свалится замертво. Как же сердце-то колотится! Но почему?!
– … культурная девушка. Я уж подустал от всех этих «шо» да «та». В институте учишься?
Вике показалось, будто она превратилась в тот самый, легендарный соляной столп. Бренчание ножовки умолкло.
– Короче. Там лезет этот ваш новоявленный Торквемада. Я не хочу с ним связываться. Меня зовут Ярослав. Если захочешь пообщаться – сумеешь найти, ты ведь разведчица. Или я сам тебя найду, Пчелка!
А после этого он просто поцеловал её. Вот так вот подошел и поцеловал в нос, потому что губы её, по обыкновению, прикрывала балаклава. Вика моргнула раз и второй. А парень исчез, словно вылетел в трубу. Только в поганом магазинишке ни батарей парового отопления, ни тем более печи не было и в помине. Куда же он мог деться?
Вика выскочила в подсобку. Следом за ней скрипели по битому стеклу тяжелые ботинки Терапевта.
– Та, може, его и не було? – Данила скосил на неё глаза.
– Нет, ты мне скажи! – настаивала Вика. – Кто у нас Ярослав?
– Та Ярославов шо рыбы в пруде. – Терапевт выпустил из носа дым. – Може, ты бачила Ярослава Засалюка?
– Не. Того я знаю.
– Може, Коробченкова Ярика?
– Не. Этот вообще не наш. Пойдем-ка на «броню». Матадор что-то долго молчит…
– Терапевт, Пчелка! Вызывает Матадор! Собираемся на «броне»! – будто подслушала её рация.
– Матадор! Вызывает Лава! «Броня», ответь Лаве!
Услышав голос дяди Ильи, Вика приостановилась.
– Говори, Паровоз, – отозвался Стас. – Матадор слушает тебя.
– Я за Пчелку. Где она?
– С нами, на «броне».
– Рано утром с той стороны стали пуляться «снежками». Один прилетел к нам на двор. Галке не повезло. Всё собрал быстро. Только левую ногу два часа искал.
Вика замерла, прислушиваясь к надсадному шипению из рации у левого плеча.
– Нашел? – спросила рация голосом Матадора.
– Всё, что нашли, в домовину положили, – был ответ, и сразу, без перерыва повелительный баритон Стаса:
– Пчелка, Терапевт, вызывает Матадор. Жду вас на «броне».
– Терапевт идет на «броню», – отчеканил Данька.
Он крепко ухватил Вику за капюшон «кикиморы» и дернул, заставляя двинуться с места.
– Ходу! Ну же! Переставляй ноги!..
Одёжка в облипочку, привядшие титьки наружу, на голове блондинистый «вавилон», глаза густо подведены черной тушью. Аляповатая, навязчивая подача изрядно побитого жизнью, обвисшего на боках тельца. Маргарита Середенко ещё не дожила до честной государственной пенсии, но уже перешагнула через пятидесятилетний рубеж и была лишь на пару лет старше Викиного отца. Старая, гламурная кляча! Дешевка! Вика старалась не смотреть на тещу отца, сосредоточив внимание на детях.
Наверное, и её дочь, вторая жена Ивана Половинки, Галя, вылезла из материнской утробы с таким же броским «мейкапом» на лице. А тушь у престарелой блондинки водостойкая, не смывается и потоками горючих слез.
– Галка-то, Галка! Ай, доча моя!.. – прошептала Маргарита Середенко, распахивая объятия.
– Ты бы хоть умылась, что ли, – пробормотала Вика, отстраняясь.
– Не смиется. Це татуаж.
– А одеться? – Вика дернула Риту за бретельку желтой, отделанной кружевом маечки. – Кофту надень!
– Що це ести, Викторья? – Молодая бабка таращила глаза, даже не пытаясь прикрыться.
– Эсвэдэ, винтовка, – холодно ответила Вика.
– Шо такий больший? Гляди, ремень титьку расплющил! – Маргарита попыталась заступить ей дорогу, встала поперек двери.
Шурка стала с бабкой рядом, плечом к плечу. Малая смотрела на старшую сестру молча, исподлобья. Давно немытые, белобрысые волосы девчонки были заплетены в две тощенькие косички, заканчивающиеся синими бантами.
– Шо на тоби за одежа? – продолжала теща её отца.
– Нормальная одежа. Стиль «милитари».
– Ох! – Маргарита внезапно осела на пол, под ноги Вике, демонстративно хватаясь за сердце.
Вика разомкнула руки. Коробка с грохотом упала на пол. Банка сардин с синей этикеткой, растворимый кофе в блестящем пакете, несколько плиток шоколада рассыпались по давно немытому полу.
– Шо це? – Рита бессмысленно пялилась на еду. Шура и Петруха принялись ползать по полу, собирая рассыпавшуюся снедь. Петруха тут же вцепился зубами в шоколад.