Воин забвения. Отравленный исток
Шрифт:
Он спустился по скрипучей лестнице в зал, окинул взглядом посетителей. Некоторые, заметив его, менялись в лице и замолкали. Другие глазели с интересом и безошибочно поворачивали головы к причине, по которой воевода здесь появился. Знают, всё-таки. Не иначе, сам хозяин похвалился всем вокруг, что сегодня у него ночует сам княжеский ближник. По взглядам-то он и понял, где Млада. Она сидела, сокрытая спинами, в одной из гогочущих и разящих кислым пивом компаний. Чуть склонив голову набок, она слушала, как Вадим, позабыв о своих делах, проникновенно, но достаточно громко для того, чтобы слышали остальные, рассказывает
Какого беса тут творится? Хальвдан сжал зубы и двинулся к шумной гурьбе, когда обходя слоняющихся кругом посетителей, а когда просто отталкивая. Он видел, как Вадим наклонился к Младе, как уверенно скользнула его ладонь по её талии и как девушка, отпив ещё принесённой ей браги, под возгласы остальных одобрительно положила руку ему на плечо.
Точно рехнулась! Да она, будь в себе, уже порезала бы эту паскуду на куски! Хальвдан протиснулся между столпившимися мужиками и, ухватив Младу под локоть, рванул с места.
Она развернулась и, высвободив руку, со всей силы толкнула его в грудь. Молча и зло. Хальвдан сделал шаг назад, а селяне кругом загоготали.
– Не мешай ей! Вишь, не хочет она с тобой идти, – поднялся на ноги Вадим, который только что нагло её лапал. И ты погляди, про жену и двоих сыновей, небось, и не вспомнил.
– Не лезь, смерд, – отмахнулся Хальвдан.
– Кто, я смерд? – взвился тот и шагнул ближе, хватаясь за висящий на поясе добротный охотничий нож. Знать, не только плошками умеет за стойкой греметь да монеты пересчитывать.
Его товарищи недовольно загудели. Хальвдан знал, что, обозвав вольного человека смердом, несказанно его оскорбит, но неизвестно почему назвал его именно так. Даже подозревал, что за этим последует, и с каким-то мрачным нетерпением хотел драки. Но Млада остановила разъярённого дружка, перегородив ему дорогу.
– Не по зубам он тебе, Вадим. Оставь. Он со зла это ляпнул, разве не понимаешь?
Тот внимательно оглядел её лицо и тут же смягчился, убрал нож и снова попытался приобнять.
– Как скажешь, – пророкотал он тихо. – Не хочу силы тратить раньше времени.
Но Млада выскользнула из его объятий и повернулась к Хальвдану. Её глаза сверкали хмельной удалью и игривостью, как у кошки.
– Лучше бы по-доброму присоединился, воевода. Чего народ тревожишь попусту?
Хальвдан сощурился и одним движением, обхватив чуть выше колен, закинул её на плечо. Вадим снова возмущённо поднялся, но замер, натолкнувшись на его взгляд.
– Только двинься – башку оторву, – пообещал Хальвдан и, встряхнув извивающуюся на плече Младу, пошёл к лестнице.
Девушка вырывалась, молотила его то кулаками по спине, то локтем – по уху и ругалась такими словами, которых ещё не доводилось от неё слышать. Ножны её скрамасакса больно упёрлись в шею. Удерживать гибкую, сильную воительницу было невероятно трудно, но сказывалось то, что она пьяна, а её движения не такие быстрые и точные.
Наконец Хальвдан поднял её наверх, толкнул дверь горницы, в которой она поселилась в одиночестве. И только внутри поставил на пол.
– Совсем ополоумел?! – заплетающимся языком не без труда выговорила она и снова саданула его в грудь. Хальвдан послушно сделал шаг назад. – Ты что себе позволяешь?
– А что он себе позволял, ты понимала?
Млада сжала губы и немного помолчала.
– Я понимала, – произнесла она, наконец, отчётливо и мрачно. – И я хотела этого…
Хальвдан сглотнул вставшую в горле горечь.
– Ложись спать. Завтра на рассвете выезжаем, если ты забыла.
Он повернулся к двери, но одновременно Млада шагнула к нему. Обхватила за локоть, удерживая, и ткнулась лицом в грудь. Её дыхание обожгло кожу через рубаху. Она молчала, и в её жесте было такое бесконечное отчаяние, что Хальвдан не мог двинуться с места, не решался даже пошевелиться, чтобы не сделать ещё хуже.
– Мне… так паршиво, воевода, – пробормотала Млада и вжалась в грудь сильнее, провела ладонью вверх по плечу, тронула кончиками пальцев шею.
Хальвдан знал, к чему она ведёт, чувствовал, как тесно льнёт к нему, как, чуть приподняв голову, касается губами ключицы. И как мгновенно отзывается его собственное тело, жар ударяет в голову и медленно растекается вниз. И ноют руки от желания обнять, прижать к себе так, чтобы перехватывало дыхание. И хочется распустить тяжёлую косу, запутаться пальцами в мягких волосах, вдохнуть их запах. Целовать её всю ночь. Целовать и ласкать… всю.
Но он также знал, что наутро Млада об этом пожалеет. Когда хмель спадёт и вспомнится, что привело её к нему в постель. Будет ссора. Хальвдан понимал это и потому отступил, слишком резко дёрнул, открывая, дверь и вышел.
Глава 6
Путь до Аривана казался бесконечным. После Южного Погоста пришлось снова сойти с большака на боковые и далеко не столь хоженые дороги. И потому Холодный Гребень, за которым начинались ариванские владения будто бы ничуть не приближался. Изредка доводилось переночевать на постоялых дворах. Да они к югу стали встречаться все реже. В предгорьях мало плодородных земель – всё больше каменистые, поросшие низкой травой пустоши, где только овец и пасти. Нейра уходила к востоку, чтобы донести воды к морю. Деревни становились маленькими – на десяток-другой дворов – и жили там по городским меркам полудикие горцы. Какие уж тут харчевни да горницы с застеленными лавками.
И что больше всего Младу огорчало, так то, что до самого Аривана не у кого больше спросить про Ставра: появлялся ли, куда ушел… Она готова была махнуть рукой на всё, что он сделал, на жестокость, с которой с ней обошёлся – пожалуй, она заслужила. Да и он Грюмнёрэ – чего с него взять. Но вот Призрак Млада ему спускать не собиралась.
Не стало его привычной тяжести на поясе, и оттого она чувствовала себя почти безрукой. Спутники смотрели на неё с удивлением и неодобрением: чего так убиваться, меч и меч. Пусть даже и хадымской работы. Лишь Хальвдан, может, понимал её лучше других. Но находиться с ним рядом после того, что она учудила в “Барсучьем хвосте” стало вовсе невмоготу. Постоянно казалось, что он глядит с насмешкой и вот-вот припомнит ей всё в самых красочных выражениях во всеуслышание. Но дни шли за днями, а верег молчал. И почему-то это тоже злило.