Воин. Возвращение
Шрифт:
От такой перспективы староста даже вздрогнул.
— То-то же. А значит, надо поторопится… Так что ты тут порядок наводи, Свист — тебе в Приозерном править. Хочешь сам старостой становись, а хочешь — Дорофею помогай. А станет кочевряжиться — к Титычу направляй. Ну а тебе Родион — в Подборье отправляться. Я там никого не знаю, но ведь ты не просто копейщик — принцип. Уверен — справишься. Понадобится помощь — опять-таки, к Титычу или Свисту. А я, как управлюсь, так и покажусь народу. Добро? — и не давая им ответить, добавил знаменитейшей в свое время цитатой, чуть-чуть изменив окончание. — Вот и хорошо. Цели определены, задачи поставлены — за работу, друзья…
—
— Не, Титыч, тебе точно отдохнуть надо. Я что, по-твоему, не в состоянии в белый день найти следы от стада? Искра, пригляди за немощным…
* * *
Выпроводив всех, я опять сел к столу и задумался. Даже при всей фантастичности ситуации, концентрация божественности на один квадратный 'Я' конкретно зашкаливала. Попросту говоря: превышала любые (три ха-ха!) разумные пределы. Фрэвардин — раз. Эммануил — два. Его попутчик дух — три. Я, как свалившийся в этот мир из 'прекрасного далека' — четыре. И Огненный крылатый пес Симаргл — пять!.. Это, если не считать красавицу цыганку, явно работающую на одну из потусторонних и, пока еще, не проявивших себя фирм. Шесть… Интересно: какова критическая масса такого компота? И как скоро ждать грандиозного 'бум'?
— Есть будешь, Влад? А то у тебя уже аж глаза ввалились…
Голос Листицы доносился, словно из другого мира.
— Что? Есть?.. — я ответил, не задумываясь, и забормотал в такт мыслям. — А что есть? А что есть, то и будем есть… Будем есть и будем… А почему будем, если уже есть?..
Хорошо Листица не вслушивалась в мое бессмысленное бормотание, больше всего походившее на заклинание.
Хозяйка поставила передо мной полумисок с малиновым вареньем. В одну руку сунула запотевший гарнец с молоком (где только хранила?), а в другую — толстую краюху хлеба. Я зачерпнул краюхой варенья, надкусил, запил. Зачерпнул, надкусил, запил… Хлеб закончился, я допил молоко и неожиданно понял, что охватившее меня наваждение спало. Мир по-прежнему обрел звуки и краски. Да, мне и дальше многое было странно и непонятно, — нашел чему удивляться в чужом мире, — но, как я уже сказал раньше другим: цели определены. Во всяком случае — ближайшие.
— Спасибо, — встал из-за стола. — Пойду я.
Одежда на мне. Меч при боку. Немного призадумался, выбирая между шлемом и беретом, но остановил свой выбор на последнем. Даже без кокарды он придавал мне боевого духа и уверенности в себе больше, чем металлический горшок.
— Конечно, — Листица протянула мне пухлую котомку. — Я вот тут собрала… в дорогу. Огниво, дорожный плащ, чистая рубаха, немного снеди. Так — пару раз червячка заморить. Вода заговоренная. Можно пить, а можно и рану промыть…
— Зачем? Я же только к озеру, с троллем поговорить — и сразу обратно.
— Никто не знает своего пути, Владислав Твердилыч, — словно умудренная жизнью бабка, наставительно произнесла молодка. — В нашей воле сделать первый шаг, выбирая тропинку, а куда она нас заведет, можем только предполагать…
— Тоже верно, — улыбнулся я, притягивая Листицу к себе и целуя в макушку. — Но я постараюсь не заблудиться… Уверен, коровы оставили для меня много меток… Больших и пахучих.
Наверно, следовало проститься более нежно. Права ведь… Кто его знает: как судьба распорядится, но я никогда не был силен в печально-торжественных мероприятиях. Справедливо полагая вслед за песней, что 'долгие проводы — лишние слезы'. И все-таки уйти по-англицки не получилось. Во дворе, виновато переминаясь, меня дожидались остальные. Похоже, дальше порога мне не удалось их спровадить.
— Это еще что такое? Бунтовать понравилось? Или я невнятно объяснил: кому и что делать?
— Не горячись, командир, — паче чаяния вперед высунулся не Титыч, а Свист. — Ты в своем праве распоряжаться, никто и не спорит… Но, мы тут подумали…, все вместе…
— Да? И что родилось в результате коллективных потуг? — попытался я придать голосу максимум раздраженности и насмешливости.
— Возьми меня с собой, Владислав Твердилыч! Очень прошу. Не дело самому… Ты же рейнджер, командир. Наше правило лучше меня знаешь.
— Считаете: один ум хорошо, а два сапога пара? — я по-прежнему пытался супить брови, но на душе потеплело. Это ж они обо мне заботятся.
— А то, — смысл прибаутки понятен без перевода. — Родя не хуже меня Дорофею все объяснит. Старик понятливый. Да и зауважал он тебя сильно… Как с благородным держался, мы же видели. И с Подборьем ничего не случится, если они еще пару деньков побудут в неведении.
— Скажи лучше: самому на месте не сидится?
— Это тоже… — согласился Свист. — Ты меня, когда исцелял, словно сил прибавил. Так бы и…
— Ладно, будь по-вашему. Пойдем, Свист, прогуляемся к озеру вместе. Только, уверяю вас, други, пустая это затея. Никаких подвигов и приключений не предвидится. Ты как, готов? Или взять что хочешь?
— Готов, командир, — рейнджер указал на такую же котомку, как и у меня, лежавшую чуть поодаль. И сам того не подозревая, процитировал мудреца Бианта. — Я все свое всегда ношу с собой.
— Тогда, вперед. Титыч — остаешься за старшего. И чтоб больше никакой самодея… Без глупостей, одним словом.
— Можешь не сомневаться, Влад, — с каким-то особым почтением поклонился староста. — Все сделаем чин по чину. Будешь себе доволен.
Вот так и воздвигают людям при жизни памятники, а потом удивляются: почему у тех такие бронзовые сердца. Как воротимся, надо будет обязательно провести воспитательную работу среди населения по вопросам чинопочитания и вреде культа личности. Сказано ж: не возводите себе идолов. Но, сейчас, не до этого. Я многозначительно пожал руки Титычу и Роде. Похлопал последнего по плечу, показал всем кулак. В смысле 'No pasбran'. Но если поняли иначе — тоже ничего страшного. А потом, круто повернулся и бодренько затопал в сторону восходящего солнца.
* * *
Буренки и в самом деле расстарались. Оставив сразу за деревней такой след, что сбиться с пути было практически невозможно. Пастухи не торопились, поэтому стадо, что называется, прогрызло себе дорогу в густом разнотравье, уже успевшем подняться после последнего сенокоса.
Примерно час мы со Свистом шли молча. Я — собирался с мыслями, а он — наверно, не решался потревожить, погруженного в размышления командира. Но, то ли мысли мои категорически отказывались собираться вместе, то ли их было слишком много, и они выталкивали друг дружку из головы, но я никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Калейдоскоп из разнообразных картинок так и мельтешил перед глазами. То боги начинали играть в чехарду, наперебой выгораживая себя и обвиняя во всем других. То гоблины, коварно отбирали у меня, честно заработанные деревни… То я мгновенно старился, едва ступал за запретную черту Мрачной рощи. Даже студентки, с которыми я ехал в том роковом автобусе, ни с того ни с сего, начали упрекать меня: что я их бросил одних в чужом мире, а сам пристроился под боком у Листицы…