Воин. Возвращение
Шрифт:
Незаметный в предрассветной мгле, по мере того, как дневное светило вскарабкивалось на небосклон, тотемный столб клана предстал передо мной во всем первобытном величии. По замыслу дизайнера, вполне способный, довести до икоты любого человека, наделенного толикой воображения, и чью психику не закалили разработчики компьютерных игр.
Тотем гоблинов представлял собой охватный, тщательно ошкуренный ствол, метра три высотой, топырящийся десятком суков. В свою очередь украшенных множеством черепов. Клыкастых, рогатых и вполне похожих на человеческих…
Почему-то так сразу и подумал. Не 'точно' человеческих, а — именно 'вполне похожих'. Наверно, начинаю привыкать к множественности не слишком гуманных, но — тем не менее гуманоидных, видов. И если, в прошлой жизни, маленький череп вызывал во мне злость и желание убивать, то сейчас — наводил на размышления: кем был при жизни 'бедный Йорик': гномом или эльфом? Хотя и желание убивать тоже присутствовало.
Переступая через тела, или обходя зигзагами более плотно устланные лежбища, я потихоньку приближался к месту отдохновения искомого Уруш-хаша. Или, если быть точнее, к индивидууму в запомнившейся мне еще с поединка, своим стильным прикидом. Очень надеясь, что за это время, шаману не пришло в голову одарить кого-нибудь из соплеменников 'шубой с царского плеча'. Потому как по морде лица я его личность вряд ли опознаю. А это не есть 'гут'. Не в том смысле, что могу зарезать невиновного, а — что среди оливковых 'агнцев' означенного 'козлища' не окажется. Хотя вряд ли, вся фантастическая, в смысле: руководящая четверка отличалась не только парадной формой, но и упитанностью. А вот эту примету никому другому поносить не дашь, даже если очень захочется. Высокая должность и широкая, усидчивая задница — близнецы сестры. Доказано эмпирическим путем…
Исключения присущи только тем, кто и в самом деле управляет или пытается, хоть что-то сделать. Полезного… Для других…
Vip участок отличался от территории массового гуляния не только местоположением, но даже видом находящихся в бессознательном состоянии статистов. Четыре бесчувственных индивидуума располагались в центре малого круга составленного исключительно из приближенных лиц. То есть особей женского полу, допущенных к телам вождей и шаманов, в самом прямом смысле этого слова. Кстати, человеческих самок среди них было не меньше чем гоблинок. Благодаря господствующей тут скромности в одежде, они выделялись их общей свалки более светлым оттенком кожи. Не грязно-зеленой, как у других красоток, а — просто грязной. Кстати, первые леди, — которые и в Африке леди, — прежде чем отключиться, подсознательно, попыталась принять соответствующую позу. Мало ли, вдруг папарацци какой в кустах засел? Не зря патологоанатомы утверждают: что избирая способ самоубийства, женщины в первую очередь думают над тем — как будут выглядеть в гробу? И потому, за редким исключением, не стреляют себе в голову…
Второй круг, он же — оцепление, состоял из бодигардов, сиречь — личной охраны. Эти соответствующую выправку сохранял даже в отключке. Лежали головами внутрь круга и на определенном расстоянии. Вне сомнения, зеленый змей поборол их прямо на боевом посту. И бравые парни не отступили ни на шаг, даже проиграв вчистую… Что ж, верность долгу, даже в гоблиновской вариации, заслуживает уважение. Живите, пока…
Я прошел сквозь оцепление, перешагнул через двух красоток и оказался рядом с Уруш-хашем. Свист — следом.
Шаман Лупоглазых крепко спал, удобно устроив голову на пояснице одного из вождей, вполне либерально уткнувшегося мордой вниз. Заветная ладанка по-прежнему красовалась у него на груди. Как видно, прежний опыт так ничему его и не научил. Придется повторить…
Чирк, и шнурок уступил лезвию моего ножа почти без сопротивления.
Я выпрямился и протянул хранилище душ рейнджеру.
— Это передай Титычу. Береги его больше жизни. Пока мешочек в наших руках, гоблины не посмеют нарушить перемирие.
— А ты?
— А мне в Рощу… Уговор — дороже денег. Все, шагай… Обойдемся без объятий. Тем более все равно никто не видит… — последние слова я прошептал уже в спину, стремительно удаляющемуся товарищу.
Потом схватил за грудки Гырдрыма, крепко встряхнул и для быстрейшего достижения необходимого результата, отвесил вождю хлесткую оплеуху. Увы — болезнь была сильнее лекарства. Пришлось прибегнуть к самым решительным мерам. Я ухватил гоблина за уши, и стал их тереть со всей пролетарской яростью. Подействовало.
Вождь замычал и приоткрыл глаза.
— Убью…
— Успеешь. Сейчас слушай и запоминай… если сможешь.
— А ты кто такой?
Гырдрым честно таращился на меня, но в его глазах стояла такая муть, что даже зрачки спрятались.
От очередной пощечины аж ладонь заныла. Зато и в мозгах у вождя прояснилось.
— Ты чего? Разве уже послезавтра?
— Да… — объяснять истинное положение вещей пришлось бы слишком долго. — И я иду в Рощу! Ждите моего возвращения! А чтоб вам ничего лишнего в голову не взбрело — я ваши души спрятал в надежном месте! Ты меня понял?
— Да…
— Вот и хорошо… Только не наделайте глупостей, а я свое слово сдержу.
Гырдрым уже пришел в себя достаточно, чтоб принять более осмысленное участие в диалоге, но ему мешала тяжесть женского тела, придавившего ноги. Вождь бесцеремонно отпихнул свою леди, да так что бедняжка откатилась к кострищу. Угодив при этом жирными волосами прямо в еще тлеющие угли. Умирающий огонь в тот же миг благодарно и жадно набросился на нечаянную пищу.
Вопли самым радикальным методом оболваненной под Котовского красотки не обладали силой Трубного гласа в Судный День, но полуживых соплеменников подняли на ноги на раз. И лагерь гоблинов буквально ожил!..
Что ж, видимо, и в самом деле пришла пора прощаться с негостеприимным табором. И поскольку он сам никоим образом не спешил 'уходить в небо', я совершенно по-англицки, бросился к ближайшим кустам. Ваш покорный слуга не настолько жаден к славе, чтоб дожидаться аплодисментов, переходящих в бурные овации или, что гораздо больнее — в конструктивную критику. Тем более, когда впереди у меня еще столько интересных и важных дел.
Раздайся Мрачная Роща, я иду!..
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
(проходная)
'О, наслажденье скользить по краю,
Замрите, ангелы, смотрите, я играю,
Моих грехов разбор оставьте до поры,
Вы оцените красоту игры'.
Глава двадцать шестая
Он сидел возле старого сруба, прямо на не остывшей еще после жаркого лета земле. Сидел, закрыв глаза и опираясь спиной на объект 'И-4', как огражденный родник обозначался на набросанной мне впопыхах схеме, почти сливаясь с очарованием осени. При этом явно желая быть замеченным. Но, привычка — пуще неволи. Навыки, вколоченные в подсознание вражескими снайперами, как известно: не пропьешь. Он и не пропил. Прапорщик Шведир погиб совершенно трезвый. Из-за чужой оплошности. Впрочем, ту растяжку и он бы не заметил.