Воин
Шрифт:
Он поднял пистолет — личное оружие военнослужащего.
Я пнул дверь обоими ногами, вложив в удар все имеющиеся у меня силы.
Пистолет выстрелил. Реальное оружие не похоже, на оружие в фильмах. Звук более плоский, более механический. Я не видел вспышки, потому что я смог чуть прикрыть дверь. Пули забарабанили по стали, как градины по жестяной крыше.
Мыш навалился плечом на дверь и с хлопком закрыл её.
Я, лепеча в панической спешке, обратился к оберегам и смог восстановить их как раз вовремя, чтобы услышать громкий хлопающий
Затем я повалился на пол квартиры наблюдая, как крутится потолок.
Спустя две или три минуты, я почувствовал себя немного лучше. Моя голова и плечо чертовски болели, но я мог дышать. Я сел и попробовал пошевелить руками и ногами — трое из них работали. Но моё левое плечо буквально взорвалось, перед глазами поплыли круги, и мне стало больно даже просто смотреть вперед.
Я знал несколько приемов для ослабления и игнорирования боли, некоторые из них были даже слишком эффективные — но я не мог сконцентрироваться ни на одном из них и заставить это работать. Моя голова слишком сильно болела.
Я нуждался в помощи.
Я дополз до телефона, набрал номер и, пробормотав что-то на другой конец линии, повалился снова на пол, чувствуя себя еще хуже. Жук должен был сейчас убраться, зная, что звуки выстрелов могут привлечь внимание. Теперь, когда меч был внутри, под защитой моих оберегов, для него не осталось причин слоняться без дела снаружи моей квартиры. Я на это надеялся.
Следующее, что я осознал, был Мыш, скребущийся воле входной двери и издающий обеспокоенные звуки. Я дотащился до входа, отключил обереги и открыл дверь.
— Это гильзы валяются на земле? А это кровь? — спросил маленький мужчина в бледно-голубом больничном халате и черном джинсовом пиджаке. У него были всклокоченные темные волосы, выглядевшие как взорванный стог сена, и черные проволочные очки. — Святая Анна, Гарри, что с тобой случилось?
Я активировал обереги и закрыл за ним дверь.
— Хай, Баттерс. Я упал.
— Нам нужно доставить тебя в больницу, — сказал он, пытаясь добраться до телефона.
Я слабо хлопнул его по руке, чтобы удержать от поднятия трубки.
— Нельзя. Никаких больниц.
— Гарри, ты же знаешь, что я не доктор.
— Да, верно. Я видел твою визитную карточку. — Результатом от высказывания такого количества слов стала усилившаяся боль.
— Я патологоанатом. Я разрезаю мертвых людей и рассказываю тебе о них различные вещи. У меня не бывает живых пациентов.
— Попридержи коней, — попытался пошутить я. — Пока еще слишком рано для этого.
Все еще слишком много слов.
— Ох, это все фигня, — пробормотал он, затем покачал головой, — Мне нужно больше света.
— Спички, — прошептал я. — Каминная полка.
Лучше.
Он взял спички и начал зажигать свечи. Ага, а следующим пунктом скажу ему, чтобы достал банку с пиявками.
Баттерс нашел аптечку под моей кухонной раковиной, вскипятил немного воды и подошел проверить меня. Ну а я отключился на несколько минут. Когда я пришел в сознание, он возился с ножницами и моим плащом.
— Эй! — запротестовал я. — Отвали от плаща!
— Ты вывихнул плечо, — проинформировал он меня, сосредоточенно нахмурившись и не отрываясь от работы с ножницами. — Ты не захочешь извиваться, пытаясь снять его.
— Это не то, что я…
Заклепка, которая держала вместе две половинки ножниц, лопнула, когда Баттерс приложил больше усилий на их ручки, и ножницы распались на две половинки. Он уставился на них в шоке.
— Говорил же тебе, — пробормотал я, — защита.
— Хорошо, — вздохнул он. — Я догадываюсь, что мы сделаем это трудным способом.
Я не буду надоедать вам подробностями. Спустя десять минут плащ был снят, плечо было вправлено, и Баттерс притворялся, что мои крики на протяжении двух неудачных попыток поставить сустав на место не надоели ему. Я снова потерял сознание, и когда очнулся, Баттерс вручил мне в руку банку холодной колы.
— Держи, — сказал он. — Выпей что-нибудь. Оставайся в сознании.
Я глотнул. Фактически — я с жадностью к ней присосался. Где-то в середине, он дал мне несколько таблеток ибупрофена, и велел проглотить их, что я и сделал.
Я затуманено смотрел на Баттерса, когда он поднял мой пыльник и повернул его, чтобы показать мне тыльную сторону.
В кожаном полотне было отверстие. Я поковырял в дыре пальцами. Чуть ниже отверстия, примерно в трех дюймах ниже воротника и в волоске от позвоночника, расплющились несколько унций металла о второй слой укрепленной заклятием кожи.
Это было пугающим. Даже с моей лучшей обороноспособностью, я сегодня был весьма близок к смерти.
Если бы Жук попал в меня шестью дюймами ниже, только один слой кожи был бы между пулей и моей шкурой; несколько дюймов выше, и она попала бы мне в абсолютно незащищенную шею. И если бы он не выждал на четверть секунды больше, когда моя нога спустится на первую ступеньку, ведущую к моей двери, он бы размазал мои мозги по стене пансиона.
— Ты снова сломал нос, — заявил Баттерс. — Вот откуда часть крови. Вдобавок ко всему рваная рана у тебя на голове. Я зашил её. У тебя напряжена шея. Возможно растяжение, из-за ударившей в тебя пули. Еще у тебя на левом запястье незначительные ожоги, и к тому же я абсолютно точно уверен, что у тебя сотрясение мозга.
— Ну а в остальном, — пробормотал я, — я чувствую себя просто прекрасно.
— Не шути, Гарри, — хмуро глянул Баттерс. — Ты должен быть под присмотром.
— Уже, — откликнулся я. — И смотри, к чему это привело.
Он поморщился.
— Доктора обязаны докладывать об огнестрельных ранениях в полицию.
— Как хорошо, что у меня нет огнестрельных ран, да? Я только упал с лестницы.
Баттерс снова покачал головой и повернулся к телефону.