Воины Арктара
Шрифт:
Эльфы, единственные, не пытались остановить людей во время Исхода… Да, на пути людского каравана встали не все кланы орков, но среди эльфов вообще не было тех, кто от убеждения перешел к действию.
Все это Агрон знал и раньше. Люди, выбирая, какой дорогой вести свой караван, предпочли Эльфийские леса Гномьим горам в основном потому, что командующий войском был влюблен в одну из эльфийских десятниц. Ее место в иерархии эльфов не позволяло ей принимать решения, но тем не менее она сумела убедить остальных в том, что необходимо пропустить караван без боя.
Многие эльфы сожалели, что не могут присоединиться к людям и отправиться вместе с ними за Туманные горы. Такими уж создал их Арктар – эльфы, черпающие силу от деревьев, не могли находиться вдали от лесов дольше нескольких часов. Поэтому они практически не спускались на землю, строя свои дома в ветвях.
За прошедшие с Исхода людей тысячелетия эльфы наверняка сотни раз успели пожалеть о том, что хотя бы не попытались остановить караван. Впрочем, что бы это изменило? Эльфы пали бы, как пали гномы, орки и огневики…
Но особое, трепетное отношение эльфов к людям позволяло Агрону думать, что они встретили бы радушный прием в Эльфийских лесах, а не сидели бы сейчас в темной пещере, слушая шелест дождя по скалам да раскаты грома в небесах.
Практически всю следующую неделю странники провели внутри Свитка, изучая историю Заповедных Земель. Даже Агрон, считавший, что они узнали все, чтобы успешно двигаться дальше, не мог удержаться и не посмотреть на канувшие в прошлое сражения и истории любви. Тем более что заняться все равно было нечем.
Раз в два дня один из них отправлялся на охоту: промокнув до нитки и проклиная разверзшееся небо, обшаривал все окрестные пещеры и норы, выискивая добычу. Мастерства охотника здесь не требовалось – поймать кролика, выскакивающего из норы под самым твоим носом, мог бы и ребенок. Требовалось терпение – бродить под проливным дождем, всматриваясь в каждое углубление в скалах, держа наготове пистолет или топор, так как от дождя попрятались не только мелкие зверьки, но и крупные хищники…
Три раза в день приходилось идти за дровами, которые еще нужно было просушить, чтобы потом подбросить в огонь.
И только питьевой воды было в достатке, если не сказать в катастрофическом избытке. От дождя не спасали и каменные своды пещеры. Вода просачивалась внутрь тоненькими струйками, непонятно как проникая сквозь гранит, а воздух был насыщен влагой настолько, что от пронизывающего холода не спасал никакой костер.
Зимовать в таких условиях Агрону еще не приходилось, и даже он, прирожденный кочевник, постепенно начинал ощущать, как холод и влага пронизывают тело, холодными пальцами касаясь сердца и легких.
На десятый день безвылазного сидения в пещере он впервые почувствовал легкую головную боль и першение в горле. На одиннадцатый Алекс, взглянув в покрасневшие и слезящиеся глаза друга, чуть ли не силой заставил его остаться в пещере, а сам отправился за дровами под проливным дождем.
Утром двенадцатого дня Агрон впервые в жизни не сумел подняться со своей импровизированной постели из листьев
Ему казалось, что вместо головы кто-то водрузил ему на плечи пивной бочонок, в котором бегает в поисках выхода громадная крыса. Бегает, гулко топая лапами, и время от времени пытается прогрызть дыру наружу. Горло больше не першило – его саднило, и любая попытка проглотить что-то размером больше комара причиняла боль.
– Если ты позволишь, – сказал Алекс, взглянув в его воспаленные глаза, – я попробую наложить заклятье исцеления.
– Не позволю, – заставил себя улыбнуться Агрон. – Ты хоть раз испытывал его?
– На ком? На раненых кроликах? Я пробовал заживлять раны – специально порезал руку – и затянул порез заклинанием. Я умею это делать, Агрон!
– Заживить порез и вылечить сильную простуду – это не одно и то же. Не волнуйся за меня. Мы, орки, – выносливее любого в Заповедных Землях.
– Я и вижу… – проворчал Алекс, подкладывая плохо просушенные ветки в огонь. С каждым днем за дровами нужно было уходить все дальше и дальше, и теперь, когда Агрон слег, ему придется проводить не менее двух часов под открытым небом в поисках дров и пищи… Дождь раздражал его, выматывал нервы, давил на плечи…
Последнюю ночь сезона дождей Агрон не помнил. Сквозь завесу бреда время от времени прорывались раскаты грома да вой волков где-то вдалеке. Шума дождя он больше не слышал – этот звук давно стал привычным, превратился в фон, на который просто не обращаешь внимания. В фон, который ты замечаешь только тогда, когда он исчезает.
И наутро шорох воды, льющейся с неба на камни, исчез. Исчез вместе с лихорадкой, тяжелой головой и больным горлом.
Агрон открыл глаза, и первое, что он увидел, был солнечный свет на полу у входа в пещеру. Неяркий, размытый тенью облаков, но все же настоящий, вселяющий надежду.
Так было всегда – дожди приходили на две недели, внушая всем суеверный ужас, что тучи никогда больше не покинут небо, а затем уходили, позволяя обитателям Заповедных Земель вновь любоваться солнцем.
Алекс сидел на корточках у входа, прочищая ствол пистолета.
– Проснулся? – спросил он, не оборачиваясь. – Как себя чувствуешь?
Агрон поднялся на ноги, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ни предательской дрожи в коленках, ни намека на головокружение. Разве что немного слезились глаза, но исчезла белесая пелена, мешающая видеть.
– Хорошо, – ответил он, разминая руки.
– Так и должно быть, – ответил Алекс.
Что-то в его голосе заставило Агрона вздрогнуть. Не сами слова, нет… Уверенность? Да, пожалуй, именно уверенность в своих словах. Уверенность в том, что иначе и быть не могло… Именно так звучали голоса людей в прошлом, которое он видел в Свитке. Даже когда они спрашивали, в их голосе не было вопросительной интонации, ибо люди, как правило, знали ответы на свои вопросы.
Шестым чувством Агрон ощутил волны магии вокруг него. Волны могущественной магии, как та, что наполняла пещеру Далманира, когда он и Кельт-Адас играли, коротая время до рассвета.