Вокруг дуэли
Шрифт:
Но какие же «преждевременные» в марте, если Матильда Дантес родилась 20 октября 1837 года? В марте беременность была два месяца. Опасность выкидыша у первородящей в эти сроки обычна. Интересно, что письма Полетики подтверждают и это событие. За две недели до родов, 3 октября 1837 года, осведомленная Полетика пишет Екатерине: «Вот уже приближается для Вас великий момент. Да поможет и защитит Вас Бог, друг мой».
Необъяснимость и полная неожиданность поступка Дантеса буквально поразила самых близких его знакомых, да и друзей Пушкина. «Вечером на бале у С. В. Салтыкова была объявлена свадьба, — вспоминал В. А. Соллогуб, — но Пушкин Дантесу не кланялся. Свадьбе он не верил…» «Тут что-то должно быть подозрительное, —
В следующих письмах Карамзины несколько раз возвращаются к обсуждению невероятной свадьбы: «Начинаю с темы Дантеса: она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе все, что говорят, но поскольку к этому нужно прибавить никто ничего не знает — я ограничусь сообщением, что свадьба совершенно серьезно состоится 10/22 января» (письмо С. Н. Карамзиной от 29 декабря 1836 г.). «Завтра, в воскресенье состоится эта удивительная свадьба <…>. Пушкин проигрывает несколько пари, потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба один обман и никогда не состоится. Все это по-прежнему странно и необъяснимо…» (письмо С. Н. Карамзиной от 9 января 1837 г.).
Итак, с одной стороны, полная неожиданность не только для Пушкина, но и для ближайшего к Пушкиным и к Дантесу окружения, а с другой — мгновенное, радостное согласие Екатерины, ее полная уверенность в искренности Дантеса. Почему? Не означает ли это, что существовало «третье лицо», посредник, доверенный человек, который заранее мог подготавливать Екатерину к такому шагу?
Знаменательно одно воспоминание Араповой: «Александра Николаевна рассказывала, что его (Дантеса. — С. Л.) осведомленность относительно их прогулок или выездов была прямо баснословна и служила темой постоянных шуток и догадок сестер.
Раз даже дошло до пари. Как-то утром пришла внезапно мысль поехать в театр. Достав ложу, Александра Николаевна заметила:
— На этот раз Геккерна не будет! Сам не догадается, а никто подсказать не может.
— А тем не менее мы его увидим! — возразила Екатерина Николаевна. — Всякий раз так бывает, давай держать пари!
И на самом деле, не успели мы занять места, как блестящий офицер, звеня шпорами, вошел в партер».
Очевидно, некто очень близкий к Екатерине держал связь с Дантесом, передавал ему все, что происходило в семье Пушкиных. Вероятно, это была Полетика. Но тогда, если предположить, что Идалия была тайной свахой Екатерины и Дантеса, почему все же ее, Полетику, могла устроить эта свадьба? Не оттого ли, что жертвенность Дантеса сулила ей немалые выгоды: сохраняла Идалии (близкой подруге Екатерины) Жоржа, делала их частое общение фактически легальным. Не потому ли согласился Дантес на брак с Екатериной, что именно таким путем он мог сохранить для себя Полетику? Если говорить о «методе» нового обмана, то он прежний, только обманутой в данном случае оказывается Екатерина. «Молодой Геккерн принялся тогда притворно ухаживать за своей будущей женою, вашей теткой Екатериной, — писал Араповой барон Густав Фризенгоф, — он хотел сделать из нее ширму, за которой он достиг бы своих целей».
И в самом деле: не конкурентка Полетике, некрасивая, немолодая Екатерина (ей шел двадцать девятый год, а не двадцать шесть, как записано в брачном документе) благодарно откроет свой дом ближайшей подруге. Да и кто теперь может стать ей (это видно из писем) ближе облагодетельствовавшей ее Идалии?!
Оговорюсь, — мне не хотелось бы упрощать мысль. Женитьба на Екатерине «устраивала» не только Полетику, но и все семейство Геккернов, несло каждому выгоды. Дантес выигрывал во мнении общества, «пожертвовав» собою во имя «возвышенной любви» к Натали. Пушкин, поставленный перед фактом женитьбы на свояченице, должен был отказаться от вызова, что сохраняло желанную службу Луи Геккерну. Опытный дипломат понимал возможные последствия дуэли для него самого.
Да, нужно признать, женитьба — ход действительно остроумный и ловкий! Ни Полетика, ни Жорж не могли бы так рассчитать эту партию. В шахматном гамбите, который они разыгрывали, чувствуется рука высочайшего мастера интриги Луи Геккерна.
В 1963 году в Париже были изданы — в русском переводе — записки дочери Николая I Ольги Николаевны, опубликованные раньше на немецком языке. Двойной перевод был настолько неточен, что привел к многим сенсационным «открытиям». Недавно праправнук Пушкина Г. М. Воронцов-Вельяминов опубликовал подлинный текст мемуаров (вместе с факсимиле) и перевод их на русский язык.
Приведу отрывок о Пушкине:
«Папа, который проявлял к нему интерес как к славе России и желая добра его жене, столь же доброй, как и красивой, приложил все усилия к тому, чтобы его успокоить. Бенкендорфу было поручено предпринять поиски автора писем. Друзья нашли только одно средство, чтобы обезоружить подозрения. Дантес должен был жениться на… сестре г-жи Пушкиной, довольно малоинтересной особе».
Т. Цявловская, Н. Раевский и другие решили, что «друзья» были только у Пушкина, хотя текст не давал полного права на такое предположение. Были даже названы имена друзей: Жуковский и Загряжская. И все же, мне думается, маловероятно влияние на Дантеса… пушкинских друзей. На Дантеса могли влиять его друзья.
Кто же они?
В метрической книге Исаакиевского собора за 1837 год (ч. II, ст. 1) зафиксировано венчание «барона Георга Карла Геккерна, 25 лет… с фрейлиною ее Императорского Величества, девицей Екатериной Гончаровой, 26 лет». Перечислены поручители: со стороны жениха — ротмистр Бетанкур и виконт д'Аршиак; со стороны невесты — граф Г. А. Строганов (отец Полетики), брат Екатерины Иван Гончаров, полковник Александр Полетика и барон Геккерн.
Бракосочетание повторилось и по католическому обряду в часовне княгини Бутера, после которого там же у Бутера был ужин — об этом сообщает барон Фризенгоф в письме Араповой.
Любопытно, что обо всех этих людях многократно вспоминает Идалия в своих письмах. «Бетанкур готовится к отъезду, — пишет она в 1837 году, — ему дан полугодовой отпуск, он едет в Брюссель, Лондон и, может быть, в Париж. Счастливый смертный! Я была очень рада вновь увидеть д'Аршиака. Мы часто говорим о Вас. Он очень добрый, замечательный малый». А в письме 1839 года: «Часто говорим о Вас с Бетанкуром, в прошлом году он ездил в Англию, теперь он в Красном Селе на маневрах. Это один из моих верных, я вижу его через день».
О чете Бутера в письме 1837 года: «Что касается Бутера, то они еще в Парголово. Князь поехал в Ямбург, в гости к брату». «Гробовщица», с которой Полетика обменивается «иудиными поцелуями», из этого же семейства. А в письме 1839 года Полетика как бы продолжает: «Бутера три недели как возвратились».
Любопытно, что фрейлина двора Мердер именно на балу у Бутера (5 февраля 1836 года) улавливает фразу Дантеса: «Уехать — думаете ли вы об этом…» — сказанную будто бы для других ушей.
Близость Полетики и Бутера заставляет думать, что на балу был не только Жорж, но могла быть и Идалия. Кто знает, может, только что одарив очередным «иудиным поцелуем» Наталью Николаевну Пушкину, она, Идалия, стоя за колонной танцевального зала, одобрительными взглядами поощряла Дантеса. Не там ли началось?!