Вокруг света в восемьдесят дней
Шрифт:
Первые дни плавание проходило в превосходных условиях. Море было довольно спокойно; ветер неизменно дул в северо-восточном направлении. Поставили паруса, и «Генриетта» шла, словно настоящее трансатлантическое судно.
Паспарту был в восторге. Последний подвиг мистера Фогга, на последствия которого француз закрывал глаза, приводил его в восхищение. Никогда экипаж не видел такого подвижного и весёлого человека. Он дружески болтал с матросами и изумлял их своими цирковыми фокусами. Он расточал им самые лестные комплименты и угощал их лучшими напитками. По его мнению, они несли службу, как джентльмены, а кочегары поддерживали
А Фикс, надо сказать, ничего уже не понимал! Захват «Генриетты», подкуп экипажа, Фогг, управляющий кораблём, словно заправский моряк, — всё это его ошеломило. Он не знал, что и думать! Но в конце концов джентльмен, начавший с кражи пятидесяти пяти тысяч фунтов стерлингов, вполне мог кончить похищением судна. И Фикс, естественно, пришёл к заключению, что «Генриетта», управляемая Фоггом, идёт вовсе не в Ливерпуль, а куда-нибудь в другое место, где вор, обратившись в пирата, будет чувствовать себя в безопасности! Надо сознаться, что такое предположение было довольно правдоподобно, и сыщик начал серьёзно жалеть, что ввязался в это дело.
Капитан Спиди продолжал буйствовать у себя в каюте, и Паспарту, которому было поручено его кормить, делал это, несмотря на всю свою силу, с большими предосторожностями. Мистер Фогг как будто забыл о существовании капитана.
Тринадцатого «Генриетта» миновала Ньюфаундлендскую банку. Переход этой части океана очень труден. Здесь, особенно зимой, часто бывают туманы и шквалы. Ещё накануне барометр резко упал, предвещая близкую перемену погоды. И действительно, за ночь температура понизилась: стало холоднее, и подул юго-восточный ветер.
Это было серьёзным препятствием. Мистер Фогг, чтобы не менять курса, приказал убрать паруса и усилить пары. Всё же из-за состояния моря движение судна замедлилось. Высокие волны разбивались о его форштевень. Началась сильная килевая качка, которая также уменьшала скорость. Ветер всё свежел и грозил превратиться в ураган. Можно было предвидеть, что «Генриетта» вскоре не сможет выдержать напора волн. А бегство от бури сулило неизвестность и всевозможные опасности.
Лицо Паспарту темнело одновременно с небом. Два дня честный малый испытывал смертельное беспокойство. Но Филеас Фогг был смелый моряк, он знал, как бороться со стихией, и шёл вперёд, не убавляя паров. Когда «Генриетта» не могла одолеть волны, она шла сквозь неё и проходила, хотя палубу и заливало водой. Иногда под напором водяных гор, подымавших корму судна, винт показывался над водой, и лопасти его бешено вращались в воздухе, — но, несмотря ни на что, судно двигалось вперёд.
Однако ветер не достиг той силы, какой можно было опасаться. То был не ураган, несущийся со скоростью девяноста миль в час, а просто очень свежий ветер, но, к сожалению, он настойчиво дул с юго-востока и не позволял поставить паруса. А их помощь, как увидит читатель, была бы очень кстати!
Шестнадцатого декабря исполнилось семьдесят пять дней с момента отъезда из Лондона. В общем, «Генриетта» пока что не
В этот самый день механик вышел на палубу, разыскал мистера Фогга и о чём-то горячо беседовал с ним.
Неизвестно почему, — вероятно, в силу предчувствия, — Паспарту охватило смутное беспокойство. Он охотно отдал бы одно ухо, чтобы услышать другим, что говорилось на мостике. Всё же ему удалось разобрать несколько слов, и среди них — вопрос мистера Фогга:
— Вы уверены в том, что говорите?
— Уверен, сударь, — ответил механик. — Не забывайте, что с самого выхода в море все котлы в действии: на путь от Нью-Йорка до Бордо под малыми парами запасов угля хватило бы, но для перехода на всех парах от Нью-Йорка до Ливерпуля его не хватит.
— Я подумаю, — ответил мистер Фогг.
Паспарту понял всё. Его охватило смертельное беспокойство. Уголь приходил к концу!
«Ну, — подумал он, — если мой хозяин справится и с этим, то он просто великий человек!»
Столкнувшись с Фиксом, он не мог удержаться, чтобы не посвятить его в положение дел.
— Так вы воображаете, — процедил сквозь зубы сыщик, — что мы идём в Ливерпуль?!
— Чёрт возьми! Куда же ещё!
— Глупец! — процедил полицейский инспектор и отошёл, пожимая плечами.
Паспарту собирался тотчас же хорошенько отплатить за эту характеристику, понимая, впрочем, чем она была вызвана. Но, подумав, что бедный Фикс, вероятно, очень огорчён своей неудачей, что самолюбие его сильно задето этой бессмысленной кругосветной гонкой по ложному следу, Паспарту решил простить обиду.
На что же, однако, рассчитывал Филеас Фогг? Трудно было догадаться. Но, как видно, этот флегматичный джентльмен принял какое-то решение, ибо в тот же вечер он позвал механика и сказал ему:
— Поддерживайте огонь и идите на всех парах до полного истощения запасов топлива.
Через несколько минут из труб «Генриетты» повалили густые клубы дыма.
Судно шло на всех парах, но через два дня, восемнадцатого числа, механик, как он и предупреждал, объявил, что угля осталось меньше, чем на один день.
— Не убавлять огня! — приказал мистер Фогг. — Наоборот, увеличить давление пара.
В тот же день, около полудня, определив широту и долготу судна, мистер Фогг подозвал Паспарту и велел ему привести капитана Спиди. Честный малый выслушал это приказание с таким видом, словно ему поручили спустить с цепи тигра, и, спускаясь с мостика, пробормотал:
— Ну и взбесится же он!
Действительно, через несколько минут в вихре криков и проклятий в рубку влетела бомба. Этой бомбой был капитан Спиди. Бомба явно готова была взорваться.
— Где мы?! — первым делом закричал капитан, задыхаясь от ярости. Можно было опасаться, что достойного капитана тут же хватит апоплексический удар. — Где мы?! — повторил он, весь багровый от гнева.
— В семистах семидесяти милях от Ливерпуля, — ответил мистер Фогг с невозмутимым спокойствием.
— Пират! — прохрипел Эндрю Спиди.