Вокзал потерянных снов
Шрифт:
Пенжефинчесс, держась у дна, проплыла мимо жилища богатого водяного. Городской центр остался далеко позади. На душе все радостней, все спокойней. Она бежит куда глаза глядят! Оказывается, это так здорово…
Она раскинула руки и послала короткое мысленное послание русалке, и та оттолкнулась от ее кожи, брызнула через поры в тонкой хлопковой рубашке. Проведя много дней в сухости, в грязи, в неродной стихии, элементаль наконец получила свободу. В огромном теле реки появился движущийся комочек водяной квазижизни.
Пенжефинчесс почувствовала, как русалка, кружась, наслаждаясь, поплыла вперед, и сама играючи кинулась
«Я поплыву вдоль берега, – решила Пенжефинчесс, – мимо гор. Может быть, через Бежекские предгорья и кромку скраба Глаз червя. Я поплыву к морю Холодный коготь».
Как только она приняла это внезапное решение, Дерхан и остальные ушли в глубь памяти, стали историей. Когда-нибудь кому-нибудь Пенжефинчесс расскажет о них, а до тех пор даже и не вспомнит.
Она раскрыла громадный рот, впустила в себя быстрые воды Ржавчины. Пенжефинчесс плыла через пригород, спеша покинуть Нью-Кробюзон.
Глава 49
Со свалки Грисского меандра расходились мужчины и женщины в грязных спецовках. Поодиночке, и парами, и группами по четыре-пять. Продвигались не спеша, чтобы не привлекать к себе внимания. Кто без тележки, неся на плечах увесистый моток кабеля; совсем уж тяжелые бухты тащили вдвоем.
Почитатели Совета конструкций покидали свалку партиями, через нерегулярные промежутки времени. Это Совет рассчитал, что лучше им расходиться в случайном порядке.
Небольшой фургон на конной тяге, везущий четырех человек, нырнул в транспортный поток на мост Петушиный гребень и по извилистой улице покатил к центру Каминного вертела. Ехали медленно, свернули на широкий, обсаженный баньянами бульвар Святого Драгонна. Пассажиры покачивались под негромкий перестук колес – дорога здесь была вымощена деревянными плашками, такое наследство оставил эксцентричный мэр Вальдемир, не терпевший грохота колес по камням у себя под окнами.
Кучер осторожно принял к тротуару, а затем и вовсе свернул в маленький двор. Отсюда бульвар был не виден, но шум его никуда не делся. Повозка остановилась у высокой стены из темно-красного кирпича, из-за нее шел восхитительный запах жимолости. С кромки небольшими каскадами ниспадали плющ и страстоцвет, покачивались под ветерком. Это был сад монастыря Веднех-Геханток, за ним ухаживали сменившие веру кактусы и люди, поклонявшиеся этой флористической богине.
Четверо спрыгнули с повозки и принялись разгружать инструменты и тяжелые мотки провода. Пешеходы посматривали без интереса и сразу забывали увиденное.
Один человек поднял конец кабеля высоко над монастырской стеной. Его товарищ вооружился чугунной скобой и кувалдой, тремя быстрыми ударами прикрепил к стене, футах в семи над землей, конец кабеля. Эти двое пошли на запад, через каждые восемь футов повторяя операцию, неторопливо закрепляя на стене кабель.
Они не скрытничали, были спокойны и деловиты. К городскому гаму прибавлялся стук кувалд монтажников, ну и что с того? Монтажники повернули за угол сквера, неся огромную бухту изолированного провода. Двое других остались на месте. Они ждали у зафиксированного конца кабеля, успев развести в стороны зачищенные от изоляции жилы.
Первая пара разматывала кабель вдоль извилистой стены, что уходила в глубь Каминного вертела,
Но все же им пришлось пересекать улицу, когда она плавно изогнулась к востоку. Они положили кабель на землю, приблизились к соединявшему два тротуара желобу шестидюймовой ширины. Раньше по нему стекали нечистоты, теперь – дождевая вода, уходя сквозь решетки в подземелье.
Люди уложили кабель в желоб, хорошенько закрепили. Улицу пересекли быстро, благо движение на ней не было оживленным. Продолжая разматывать кабель, они обогнули школу, из окон которой вылетало рявканье педагогов.
По-прежнему их поведение ни у кого не вызывало любопытства. Они размотали кабель до следующей стены, на этот раз вокруг школы. Миновали другую пару рабочих, что на углу заменяла расколовшиеся плитки мостовой. Дорожники заметили вновь прибывших, коротко и хмуро поприветствовали и вновь занялись своим делом. Когда почитатели Совета конструкций приблизились к зоне красных фонарей, они, все так же разматывая тяжелый кабель, свернули во двор. Там с трех сторон высились стены, пять или шесть ярусов грязного замшелого кирпича, проеденного за многие годы дождем и смогом, и – окна, через неравные промежутки, как будто их вслепую пробивал кулаком некий великан между крышей и землей.
Были слышны возгласы, ругательства, смех, звон кухонной утвари. Из окна третьего этажа на монтажников смотрел красивый ребенок лет шести, непонятно, мальчик или девочка. Они нервно переглянулись, а затем пробежали взорами по остальным окнам. Кроме ребенка, не видать никого, значит, можно считать, что никто не заметил рабочих.
Помощники Совета конструкций бросили на землю петли кабеля. Один мужчина заглянул в глаза ребенку, озорно подмигнул и ухмыльнулся. Другой опустился на колено и посмотрел сквозь круглый решетчатый люк в мостовой.
Снизу из мглы его коротко окликнули, грязная рука метнулась к металлической задвижке.
Первый дернул за ногу товарища и прошептал ему:
– Они здесь… Мы на месте!
После чего схватился за конец кабеля и попытался просунуть его в решетку канализационного люка. Но кабель оказался слишком толст. Человек выругался и нашел в инструментальном ящике слесарную ножовку, принялся пилить неподатливую решетку, морщась от визга металла.
– Быстрей, – требовал снизу невидимка. – За нами кто-то идет.
Наконец, отложив ножовку, человек во дворе с силой воткнул конец кабеля в расширенное отверстие. Его товарищ нетерпеливо следил за этим сверху.
Внизу человек ухватился за кабель, потянул его в канализационную мглу.
Ребенок с любопытством смотрел на двух мужчин. А те ждали, вытирая ладони о спецовки. Когда часть кабеля, оставшаяся над землей, с силой натянулась, они быстро отступили от темной дыры в мостовой.
Как только зашли за угол, один посмотрел вверх и снова подмигнул малышу. И скрылся с его глаз.