Вол и осел при яслях
Шрифт:
Младенец переводил взгляд с осла на вола. Осёл выглядел несколько самоуверенным, а вол – при виде тонкого личика, освещаемого внутренним светом, как если бы кто-то в маленьком отдалённом жилище переносил за лёгкими занавесками светильник из одной комнаты в другую, – вол чувствовал себя словно внутри какого-то необыкновенного непрозрачного кокона.
При виде понурившегося вола ребёнок рассмеялся.
Животное не совсем поняло, почему смеётся Младенец. Вол мучился над вопросом, не насмехаются ли над ним. Может быть, отныне надо быть более сдержанным? Или вообще удалиться?
Но Младенец снова рассмеялся, и смех был таким светлым, таким
Дева и её Сын часто поглядывали друг на друга, как бы пытаясь понять, кто кем больше гордится.
«Мне кажется, всё так и должно сиять радостью, – думал вол. – Никто ещё на свете не видел столь чистой матери, столь прекрасного ребёнка. Но временами у обоих такой печальный вид!»
Вол и осёл собрались возвращаться в хлев. Внимательно оглядевшись вокруг и боясь обмануться, вол сказал:
– Посмотри на эту звезду, которая перемещается по небу. Она так прекрасна, что согревает мне сердце.
– Оставь своё сердце в покое. Как можно глазеть на что-то, когда происходят великие события, в которых мы с тобой с некоторых пор участвуем.
– Можешь говорить что угодно, но, по мне, звезда движется в нашу сторону. Посмотри, как низко она плывёт в небе. Можно даже сказать, что она направляется к нашему хлеву. А под нею движутся три фигуры, украшенные драгоценными камнями.
Животные остановились перед хлевом.
– Как считаешь, вол, что сейчас произойдёт?
– Ты, осёл, слишком многого от меня хочешь. Я просто наблюдаю за происходящим. Этого более чем достаточно. – У меня свои соображения на сей счет.
– Проходите, проходите, – обратился к ним Иосиф, распахивая дверь. – Разве не видите, что загораживаете вход и мешаете этим особам войти?
Животные посторонились, чтобы пропустить царственных магов. Их было трое, а один, совсем чёрный, очевидно, прибыл из Африки. С самого начала вол стал тайком наблюдать за гостями. Он хотел убедиться, что негр питает к новорождённому только добрые чувства.
Когда Чёрный, который был, видимо, немного подслеповат, склонился над яслями, чтобы лучше разглядеть Иисуса, – в его лице, казавшемся отполированным и блестящим как зеркало, отразился образ Младенца. И столько почтения, столько самозабвенного смирения было в этом лице, что к сердцу вола прихлынула волна нежности.
«Это кто-то очень хороший, – подумал вол. – Те двое ни за что не сделают то же самое».
А несколько мгновений спустя снова подумал: «Да, этот лучший из троих».
Вол бросил взгляд в сторону белых магов в тот самый миг, когда они бережно укладывали в свой дорожный багаж соломинку, тайком вытащенную из яслей. Чёрный маг не захотел брать ничего.
Потом цари уснули, улёгшись бок о бок на одолженной соседями подстилке.
«Как странно, – размышлял вол, – они спят, не сняв корон. А такая твёрдая штука должна мешать куда больше, чем рога. И потом, когда у тебя на голове целое созвездие сверкающих камней, наверное, очень трудно заснуть».
Они спали сном мудрецов и казались надгробными изваяниями. А их звезда сияла над яслями.
Ещё не наступил рассвет, как все трое одновременно встали, делая одни и те же движения. Во сне им явился ангел и посоветовал тотчас же отправиться в путь, но ни в коем случае не возвращаться к мнительному и ревнивому царю Ироду, не говорить ему, что они видели Младенца Иисуса.
Маги ушли, оставив звезду светить над яслями, – чтобы каждый знал, где находится Он.
Молитва Вола:
«Небесное дитя, не суди обо мне по моему вечно изумлённому виду, по моей непонятливости. Неужели мне навсегда придётся остаться в глазах людей шагающей скалой?
Что до рогов, ты же хорошо знаешь, это скорее украшение, чем нечто иное. Признаюсь даже – они мне ни разу в жизни не пригодились.
Иисус, пролей хоть немного света на убожество и бестолковость, таящиеся во мне. Передай мне хоть малую толику твоего изящества, ведь твои ножки и ручки так складно приделаны к твоему тельцу. Объясни мне, мой маленький Господин, почему раньше мне достаточно было лишь повернуть голову и я сразу мог охватить взглядом тебя целиком? Как же я благодарен тебе, прекрасное дитя, что мог преклонить перед тобой колени и запросто общаться с ангелами и звёздами! Временами я спрашиваю себя, может, твои наставники не всё тебе рассказали, может, на моём месте должен был оказаться кто-то другой; ты, наверное, не заметил, что у меня на спине большой рубец, а на боку проплешина – это выглядит отвратительно. Даже если выбирать только среди моей семьи, можно было послать сюда моего брата или кого-то из кузенов – они куда лучше меня. А разве не уместнее было направить сюда льва или орла?»
– Замолчи! – прикрикнул на вола осёл. – Что ты там все время вздыхаешь? Разве не видишь, что мешаешь ему спать своими вздохами и бесконечной жвачкой?
«Он прав, – подумал вол. – Следует научиться молчать, когда надо, даже если испытываешь такое большое счастье, что не знаешь, куда его поместить».
Осёл тоже молился:
«Мудрые ослы, вьючные ослы, мы идём вперёд, и жизнь станет прекрасной на тучных пастбищах, где ослят будут ждать одни только радости. Благодаря тебе, маленький человечек, камни останутся на своих местах по обочинам дорог, и никто больше не увидит, как они падают на наши спины. И ещё. Почему на нашем пути то и дело встречаются холмы и даже горы? Разве равнина не устроила бы всех на этом свете? И почему вол, который куда сильнее меня, никогда никого не носит на своей спине? И почему у меня такие длинные уши, и хвост не метёлкой, и копыта такие маленькие, и грудь такая узкая, и голос как завывание ветра в ненастье? Впрочем, может быть, это ещё не окончательное решение?»
По ночам звёзды сменяли друг друга, охраняя Младенца. А иногда на стражу приходили целые созвездия. Чтобы сохранить небесные тайны, туда, где должны были находиться отсутствующие звёзды, всегда приплывало какое-нибудь облако. И диво дивное – её величество Небесная Бесконечность словно сокращалась, созвездия становились маленькими, дабы уместиться прямо над яслями и, вобрав в себя излишние тепло и свет, умерив беспредельность, оставить только необходимое – чтобы обогревать и освещать хлев, но не пугать Младенца.