Волчье счастье
Шрифт:
Метнувшись к нему, одним толчком скинула труп поверженного врага и рухнула на колени рядом со своим альфой. Бурая внутри завыла с невыносимой тоской и болью. В этом вое воплотилась вся наша совместная боль, отчаяние утраты. Мой Андрей, ее белый…
— Андрюшенька… — Я рыдала, уже не сдерживаясь, не думая о том, что кто-то услышит, что, возможно, кто-то из врагов жив. Это перестало быть важным.
Слабый хрип стал мне ответом.
Вздрогнув, пригнулась к самой земле, припадая вплотную к телу любимого.
Дышит!
Пусть слабо, редко, но дышит. Он жив! Пока…
Мгновенно
Но стоило мне устроить волка на боку, ужасаясь разорванному брюху, вырванным кускам плоти и торчащим костям, и положить его голову на свои колени, как… Тело зверя окутало свечение. И вот уже с искаженным дикой болью лицом передо мной лежит Андрей.
— Я смог… — Это даже не стон. Я, скорее, догадалась, чем расслышала. Каждый звук давался ему с трудом, обрываясь жутким булькающим хрипом. — Лучше так… хочу проститься…
— Нет! — рявкнула я на него, чувствуя, что слезы снова потекли ручьем, застилая обзор, лишая возможности видеть любимые черты. — Не уходи! Скажи, что… Что я могу сделать? Как помочь?
И понимала, что — все. Шансов нет, это конец! Состояние Андрея было жутким. Я не представляла, что тут можно предпринять. Развороченный живот, в клочья разорванная когтями грудь с торчащими ребрами, сломанные ноги и множество рваных кровоточащих ран. Голова, что покоилась на моих коленях, распухла, даже увеличившись в размерах от ушибов и гематом, глаза превратились в узкие щелочки, а нос расплылся на пол-лица.
— Плохо выгляжу, да? — Сжимаясь от боли, Добровольский собрал все силы — я чувствовала это последнее усилие, — чтобы глухо усмехнуться: — Но все как ты любишь: уши торчком, нос пятачком. Вот и понравлюсь тебе… наконец.
— Дурачина, — глотая слезы, бормотала я. И умоляла: — Пожалуйста, держись!
Бросить его в таком состоянии и бежать за помощью я не могла. Боялась.
— Лена!!! — Полной неожиданностью стал истеричный мамин крик, разнесшийся над поляной.
Вздрогнув, не уверенная, что мне не мерещится, повернула голову. Ко мне действительно бежала мама! В человеческом облике. А следом за ней Захар Фирсанов и еще кто-то из клана бурых. И медведи. И… Дамир Добровольский! Позади него я различила мелькнувших тенями белых волков.
— Твари… — впившись взглядом в глаза Макса, зашипела я.
Они могли появиться раньше! Не знаю почему, но не сомневалась в этом.
Хранитель лишь странно улыбнулся в ответ. В душе вспыхнуло яростное желание впиться ему в глотку. Оно мгновенно захватило меня, застилая взор красной пеленой злобы.
— Проклятая! — Это Добровольский-старший оказался рядом, рухнув возле тела сына. — Убирайся! Оставь его! Ты его погубила!
И столько боли и ярости прозвучало в этом вскрике, что все резко замолчали, настороженно уставившись на нас. Я лишь виновато поникла, понимая, что до последней капельки заслужила его ненависть, оправдав худшие опасения. Наш союз не принес белому добра.
Тишину нарушило глухое и злобное ворчание волка. Это зверь Андрея неожиданно отреагировал на слова отца. Дамир тут же вскинулся, резко склонившись к сыну.
— Медикаменты! — рявкнул он, обращаясь к своим.
Ему тут же протянули какие-то шприцы, уже наполненные спасительным лекарством. Я застыла, наблюдая за действиями оборотней с таким благодарным благоговением, что снесла бы любые упреки и угрозы. Лишь бы они помогли моему волку!
— Уйди, — Дамир сильно толкнул меня в плечо, требуя отодвинуться.
Я безмолвно подчинилась, бережно перекладывая голову любимого мужчины на землю. На все была сейчас согласна, только бы белый выжил. А отец — это понимала даже в своем состоянии — все сделает ради Андрея.
— Леночка! — Стоило встать, как мои плечи обхватила мама, укутывая во что-то. Из-за потрясения, испытанного за последние час-полтора, совсем забыла, что голая. — Идем со мной.
Уходить от своего альфы я не желала. Ни за что! Но мама упорно тянула в сторону, бормоча:
— Все хорошо! Все так хорошо. О, силы, как я боялась, что мы не успеем, что тебя убьют! Тогда бы все пропало, все планы рухнули. — Мама судорожно трясла мою руку и исступленно бормотала одно и то же: — А с ним — и к лучшему. Пусть сдохнет. Свое дело он сделал.
— Мама! — В полнейшем ужасе, ощущая дикую боль, которой ее слова отдавались в моем сердце, рыкнула я. — Не смей говорить подобного! Я не уйду от Андрея. Я не хочу. Я не могу!
— Леночка, пойдем. Так надо. Пришло время созывать Верховный совет. Пора отправляться в поселение медведей и узнать правду о своей судьбе. — Мама упорно тянула меня в сторону.
Дамир Добровольский при ее словах резко обернулся и пронзил меня ненавидящим взглядом. Я даже споткнулась, едва ли не физически ощутив его.
— Нет! — Рядом с белыми находиться было страшно, но уйти от Андрея? Сейчас? Я не могла!
— Ты должна! — неожиданно твердо приказала мне мама.
— Нет! — уже с истерикой в голосе замотала я головой.
— Лена!
— Нет! Нет! Нет! — Я отскочила, вырвав ладонь из маминых рук.
Беспокоил тот факт, что Андрей так и не пришел в сознание. И бурая была против, не желая терять из виду своего защитника.
— Елена, — рядом оказался Максим, — вам надо уйти. Следуйте за своими. Время действительно пришло. И я как один из представителей народа хранителей должен отвести вас к месту проведения Верховного совета. Вы обязаны подчиниться! Это не земля волков, у вас нет права находиться на ней по собственному желанию.
Они обступили меня: мама, Захар Фирсанов, медведи. Давили, вынуждая отступать, пятиться к лесу, уходя все дальше от Андрея.
— Стойте! Нет! — умоляла я медведя. — Поймите, мы — пара. Я не могу сейчас уйти. Бросить его. Не после того, что он сделал.
Мысль о том, что он очнется — а он очнется, о другом я и думать не буду! — а меня нет рядом, убивала. Не могу так предать белого.
«Мы — пара!» — обиды и злость я оставила в прошлом, простила Андрею все ошибки и угрозы. Просто поняла, что важнее меня у белого ничего нет. Просто — ничего!