Волчье семя
Шрифт:
Подсыпать Рональду яд Освальду не хотелось. Братья с детства были дружны так, как бывают только близнецы, расставались лишь для посещения отхожего места, и все жизненные невзгоды и радости делили пополам, включая служанок, которых в последнее время на пару таскали на сеновал. Но близился день, когда Рональд должен быть стать виконтом, а Освальд надеть плащ с красным пламенем. Совет братья устроили в секретном шалаше во владетельском лесу, куда сервам вход был запрещен под страхом смерти, а маркиз не жаловал в силу пошатнувшегося здоровья (давали себя знать старые раны). Лишние уши 'заговорщикам' были не нужны. Однако одни уши, а точнее очень симпатичные ушки, в шалаше присутствовали.
Ровесница
Каким образом маркиз фон Фейербах умудрился доказать своё родство с боевым другом, он не рассказывал никому. Злые языки, раздосадованные срывом пари, утверждали, что общая сумма выплаченных маркизом взяток значительно превышала стоимость владения малышки. Впрочем, иногда называемые суммы превосходили и цену всего Нордвента, а вопросом, где известный своей честностью служака мог взять такие деньги, сплетники не задавались. По другой версии, маршал фон Фейербах не заплатил ни копейки, но на предоставленной ему аудиенции вместо доказательства потребовал Божьего суда с обязательным выставлением противоположной стороной вильдвера. Господь, мол, докажет его правоту! И Людовик Завоеватель уступил, впечатленный мужеством и уверенностью вассала. По третьей версии поединок состоялся. Но вильдверы Нордвента дружно отказались от участия, ссылаясь на некий Кодекс Шарлемана, запрещающий им поединки с обычными людьми (ни до, ни после, про упомянутый Кодекс никто не слышал), а пленный урманин-берсерк, обернувшись Зверем, выбросил меч, встал перед маркизом на колени и со словами: 'Во имя Господа' подставил шею. Была ли во всем этом хоть толика правды, знал лишь сам маркиз. Но зубы у малышки, а заодно и близнецов, проверяло такое количество комиссий, что последние из них рассматривали челюсти, оснащенные полным комплектом жевательных принадлежностей.
В итоге, владением Летов-Форбек управлял младший брат маркиза, а Барбара с малых лет стала непременной участницей всех проказ Рональда и Освальда. Кроме увеселений со служанками, конечно же!
А за месяц до исторического совета в шалаше произошло событие, еще больше сблизившее троицу. Главной виновницей произошедшего была девочка, стащившая из винного погреба двухлитровую бутыль с вином и доставившая добычу в шалаш, где и состоялась дегустация. Вечера того дня никто из троицы не запомнил. Зато утром они проснулись лишенными одежды и в объятиях друг друга. А некоторые детали окружающего беспорядка и самочувствия не оставляли ни малейших сомнений в произошедшем. Сообразить, чем это грозит, труда не составило! Между притворно пищащими служанками (для того и взятыми в замок) и Барбарой существовала некоторая разница, которая... В общем, первое составляло неотъемлемую часть воспитания мальчиков, а второе называлось 'блуд', 'разврат' и 'свальный грех'. А то и похуже! Рональд стучался головой о дерево, на которое опирался шалаш, а Освальд сидел на корточках и, раскачиваясь, повторял: 'Надо
– А чего вы так переполошились?
– вдруг произнесла девочка, усаживаясь на охапке сена, послужившей этой ночью постелью.
– Мне очень даже понравилось!
– А ты что, помнишь, что было?
– спросил Рональд и снова ударил дерево головой.
– Не помню!
– заявила Барбара.
– Но мне понравилось! И я не понимаю, что в этом плохого!
Братья наперебой начали объяснять проблемы. Несовершеннолетняя герцогиня внимательно выслушала обоих, величественно кивнула, и принялась одеваться.
– Значит так, - говорила она, опершись на Освальда и натягивая штаны.
– Если мы никому не расскажем, то выдать нас может только мой будущий муж. Я правильно поняла?
– Правильно!
– хором откликнулись близнецы.
– А он нас не выдаст!
– Почему?
– Потому что мой будущий муж - ты!
– девичий пальчик торжествующе уперся в Рональда.
– А...
– братья ошалело уставились на 'невесту'.
– Где моя рубашка?
– спросила та.
– Вот!
– Освальд вытащил искомое из-под своего седалища.
Барбара с брезгливой гримаской осмотрела помятую и испачканную тряпку, вздохнула, пробормотала: 'Ну не идти же без нее!', и, наконец, соизволила обратить внимание на собеседников.
– Папа, - она всегда называла опекуна на византский манер, с ударением на втором слоге, - решил нас с тобой поженить, еще когда забирал меня сюда. И хотим мы того или нет...
– Я хочу!
– поспешил заверить Роланд.
– Что еще?
– удивилась девочка и отложила рубашку в сторону.
– Я готов жениться!
– объяснил старший брат.
– На тебе!
– И это всё?
– Барбара принялась стаскивать штаны.
– А я?
– спросил Освальд.
– И вообще, сейчас не до того! Возвращаться надо!
– Ну как хотите!
– она натянула штаны обратно.
– Можно подумать, мы первый раз ночуем в лесу!
– снова взялась за рубашку.
– Ах да! Ты, - пальчик уткнулся в Освальда, - будешь моим любовником! Каждая маркиза, а тем более герцогиня, просто обязана иметь любовников! Не искать же мне кого-то на стороне!
– А...
– А я, - Барбара натянула рубашку, прикрыв, наконец, грудь, - обязуюсь не заводить других любовников. Если каждый из вас ограничится одной фавориткой, - она ненадолго задумалась.
– А лучше, одной на двоих!
После этого троица стала еще неразлучней, хотя повторять опыт этой ночи не решалась. Зато через месяц собрались на совет, на котором и выработали План, прекрасно осуществленный в последующие шесть лет.
Виконт, к великой радости отца, без малейших возражений женился на герцогине фон Летов-Форбек, а младший близнец, как и предписано законом, отправился в Орден Светочей Веры учиться охоте на Зверей. Старый маркиз, конечно, поворчал, что для его детей можно бы и исключение сделать, владения-то два. Но времена изменились, и вызвать на Божий суд вильдвера не представлялось возможным.
Рональд жил с женой в любви и согласии, а что творилось в супружеской спальне в дни, когда молодого послушника отпускали навестить родных, касалось только троих. Во всяком случае, Рауль фон Фейербах был удивительно похож на своего отца, хотя даже мать не могла сказать, на какого именно.
Через шесть лет Освальд, получив столь желаемое риттерство, отправился в родные края. Гоняться, рискуя жизнью, по лесам за вильдверами он не собирался. Жизнь под крылышком родного брата и его горячо любимой жены нравилась Светочу куда больше. Тем более что отец умер за год до получения сыном должности, а необходимое количество кандидатов в Звери легко находилось в тюрьмах Допхельма и Нейдорфа.