Волчье время. Продолжение
Шрифт:
Олрис поднялся на ноги, чувствуя, как в затекшие от долгого сидения ступни разом вонзаются тысячи крошечных иголок. За время жизни в Руденбруке он успел отвыкнуть от того, как стремительно Ингритт принимает решения и с какой энергией берется за их воплощение в действительность. Теперь он чувствовал себя довольно глупо - получалось, что он не сумел предложить ничего дельного, да и весь риск задуманного Ингритт предприятия касался исключительно ее самой, в то время как ему, похоже, предстояло дожидаться ее в безопасном месте и надеяться, что все закончится благополучно.
– Я даже не знаю, как тебя благодарить, - неловко сказал он. Девушка повела
– Пока что меня не за что благодарить. Посмотрим, что из этого получится.
Вернувшись со своей разведки, Олрис сообщил, что сенешаль содержится в Кошачьей башне, тогда как Меченого отвели в башню Лотаря, которую при гвиннах называли Королевской. Ингритт поняла, что это сделано намеренно - теперь Атрейн с дан-Энриксом оказались максимально далеко от городских казарм, не говоря уже о том, что башня Лотаря и Кошачья находились в противоположных концах крепости. Надумай кто-нибудь из айзелвитов напасть на охрану и освободить обоих арестантов, им пришлось бы разделиться на две группы.
Ингритт задала себе вопрос, на что надеется она сама, но колебаться было поздно. Если сенешаль и вправду ранен, то помочь ему - ее обязанность. Гвардейцы Уриенса, вероятно, перепуганы беспокойной обстановкой в Руденбруке, и не станут ее даже слушать, но она должна, по крайней мере, попытаться осмотреть Атрейна.
Ингритт вспомнила, как во время работы в лазарете Меченый рассказывал о человеке, обучавшем его лекарскому делу. Обычно он вспоминал эти истории нарочно для того, чтобы поднять ей настроение или помочь отвлечься, поэтому старался выбирать какие-то забавные моменты - например, рассказывал о том, как он вернулся их военного похода и пытался убедить столичного врача, что он всерьез намерен заниматься медициной, или о том, как Рам Ашад учил его вправлять переломы на сломанной деревяшке, обернутой толстым одеялом, и как Крикс при первой же попытке сломал эту деревяшку еще в двух местах. Но среди воспоминаний Крикса об Ашаде иногда встречались и совсем другие - то серьезные, то грустные, то страшные. Дан-Энрикс явно относился к своему наставнику с огромным уважением, и Ингритт постепенно начала довольно ясно представлять себе его характер. Девушка ничуть не сомневалась в том, что, если бы Рам Ашад узнал о том, что нуждающийся в его помощи человек находится в тюрьме, он бы не колебался ни минуты.
Ингритт взяла туго набитую кожаную сумку, с которой обычно ходила к роженицам или к пациентам, которые не в состоянии были дойти до лазарета, и отправилась к Кошачьей башне, размышляя, что сказать гвардейцам, охранявшим арестанта. Сердце учащенно билось в ребра. Ей казалось, что она не волновалась так даже в те дни, когда она взялась лечить Рыжебородого вместо отца.
Вход в Кошачью башню охраняли несколько гвардейцев во главе с сержантом. Его бородатое, квадратное лицо показалось Ингритт знакомым, а мгновение спустя она и правда вспомнила о том, как пару месяцев назад он оказался в лазарете с рыбьей костью, застрявшей в горле. Гвардеец угрюмо наблюдал за приближающейся девушкой, а Ингритт смотрела на него и вспоминала, как он выглядел тогда - багрово-красный, обливающийся потом, с выкаченными от ужаса глазами... Успокоить его было очень сложно - он хрипел, давился кашлем и слюной, но под конец дан-Энрикс все-таки сумел подцепить кость тонким металлическим крючком и вытащить ее наружу.
Наверное, если бы к башне подошел мужчина, то гвардейцы уже приказали бы ему остановиться, но вид Ингритт не казался им достаточно опасным. Сержант просто сделал несколько шагов ей навстречу, загораживая Ингритт путь.
– Сюда нельзя, - сказал он грубовато.
– Возвращайся к себе в лазарет.
– Я слышала, что лорд Атрейн был ранен при аресте. Если это так, то кто-то должен осмотреть и перевязать его, - ответила она.
Стражник смотрел на нее сверху вниз. Его лицо казалось девушке холодным и бесстрастным, как у статуи. Зато другой гвардеец, подбоченясь, заявил:
– Малышка, тут тебе не госпиталь. Ты думаешь, мы стоим тут, чтобы пускать к Атрейну всех, кто этого захочет?..
Ингритт чуть не фыркнула. Так, значит, она теперь "малышка". Большинство этих гвардейцев хлебом не корми, дай только повыделываться друг перед другом. А поодиночке, в лазарете, все до одного зовут ее "сударыня".
– Я понимаю, - согласилась Ингритт, игнорируя нахальный тон гвардейца.
– Просто доложите о моем приходе вашему начальству. Может быть, они позволят мне пройти.
Лицо сержанта осталось таким же равнодушным.
– Я не могу оставить пост, - ответил он.
– Вечером будет смена караула, капитан придет сюда - тогда и доложу. Уверен, это дело может подождать.
Ингритт скрестила руки на груди, борясь со вспышкой гнева.
– А что, если, пока мы будем дожидаться смены караула, сенешаль умрет?
– До смены караула как-нибудь дотянет, ничего с ним не станется, - ляпнул все тот же человек, который называл ее "малышкой". Ингритт раздраженно посмотрела на него.
– Рана может выглядеть довольно безобидно, и все-таки оказаться исключительно серьезной. Сенешаль...
– Да пропади он пропадом, твой сенешаль, - угрюмо огрызнулся сержант.
– Когда его пришли арестовать, он зарубил троих наших парней. С чего король должен заботиться о тех, кто убивает его слуг?..
"С того, что, если сенешаль умрет, то завтра в Руденбруке будет некем править!" - чуть было не сорвалось у Ингритт с языка. Но она вовремя сдержалась. Было совершенно очевидно, что гвардейцы в жизни не допустят мысли, что женщина может что-то понимать в таких вещах.
– Пускай король, по крайней мере, сам решит, как поступить. А я всего лишь выполняю долг врача. Когда ты оказался в лазарете, я не спрашивала у тебя, сколько человек ты убил.
– Я ведь уже сказал, что не могу оставить пост, - с досадой повторил сержант, но Игритт показалось, что ее слова поколебали его уверенность. К несчастью, тут в беседу встрял еще один охранник.
– Они там все одна компания, - сказал он неприязненно.
– Чего ты ее слушаешь? Вся крепость знает, что эта девчонка - главная помощница дан-Энрикса. А теперь пропустите ее к сенешалю, чтобы он через нее передал остальным изменникам, что делать. Хорошо придумано!..
– Пускай проваливает, - поддержал соседа разговорчивый гвардеец.
"Все пропало" - промелькнуло в голове у Ингритт, чувствующей свою полную беспомощность. Но сержант внезапно просветлел лицом.
– Раз вы считаете, что она их сообщница - тогда другое дело, - сказал он с видом человека, обнаружившего выход из сомнительной и неприятной ситуации.
– Смотрите, чтобы она никуда отсюда не ушла, а я пойду за капитаном.
Ингритт оставалось только поражаться такой логике. Выходит, стражникам нельзя покинуть пост ради того, чтобы сказать о том, что раненому человеку нужен врач, но доложить о "заговоре" - это, разумеется, совсем другое дело.