Волчьи песни
Шрифт:
Здесь пересадка на кресельник. И опять подъем в гору.
И вот она, вершина, с которой ему предстоит спуститься вниз.
Галина осталась у станции. Ей подыщут инструктора. Возьмут в аренду лыжи. И она будет учиться.
Остальные застряли у кафешек с жирными чебуреками, горячим глинтвейном и чаем. Оккупировав столик в кафе, ребята живо откупорили бутылки и ждут его.
Снег рыхлый, тяжелый. И Шурка «работает» на склоне, разогревая остывшее под черно-белым комбинезоном тело. Десяток минут. И он уже весь мокрый, «как мышь».
На середине длинной трассы он останавливается «перекурить». И видит, как рядом, на учебном, «профессорском» склоне ярким цветком – красным по белому – скользит вслед за расхлябанным, расстегнутым инструктором, старательно повторяя его повороты, Галина Шушункина-Озерова.
Он долго любуется ею. И мысленно взывает: «Ну, посмотри сюда! На меня. Обернись хоть на секунду! Я же зову тебя!» Но нет. Видно, сильно занята она склоном. И все мысли ее о том, как бы не упасть, удержаться. А жаль!
Потому что он загадал для себя. Если обернется, сбудется ее мечта о ребенке.
Но нет. Едет мимо девушка в ярко-красном комбинезоне на фоне белого снега и голубого неба.
Спускается. И вдруг неловко падает. Но, когда встает, наконец-то замечает его. И машет рукой в перчатке.
И-и-и-эх! Он снова в движении. Рисует зигзаги. Только снежная пыль из-под канта.
Внизу, у кресельного подъемника, его уже ждет «могучая кучка». Под лозунг: «Пиво без водки – деньги на ветер!» – народ уже кушает водочку и закусывает горячими, с пылу с жару, беляшами. Ребята приветствуют его появление звоном стаканов и радостными кликами. Ему тоже наливают теплого чаю и горячего, согревающего тело и душу глинтвейна.
– Ну, поехали! – поднимает граненый стакан Неклюев.
Деревянная скамеечка холодит задницу, но внутри горит и греет горячее вино с корицею. Дубравину особо не сидится, неймется. Хочется еще и еще раз испытать это чувство. Восторг души от свободного полета.
Он пытается объяснить своим полупьяным спутникам, что это такое – радость жизни. Но им и так хорошо. Здесь, внизу, за деревянными столиками горной кафешки, среди торговцев сувенирами, цветными свитерами, пуховыми платками и разной другой прочей дребеденью, они счастливы.
Так что выгнать на горку ему никого не удается. И они с Галинкой ловят этот кайф вдвоем.
Вечером после обильного, с возлияниями, ужина из собственных продуктов народ собирается в зале для отдыха гостей правительственной дачи. У Дубравина с собой в плоском чемоданчике западная диковинка – микрофон «Лидзингер» для караоке и целый набор картриджей. Ребята привезли с собой гитару.
И до самой глубокой ночи звучит берущая за душу
Приходит ночь-полночь. И будто не было целого дня изнурительного и радостного катания на морозе, после которого он в громоздких красных пластмассовых ботинках еле-еле дополз до машины. А она словно и не падала, не вставала из снега.
Ненасытная страсть толкает их друг к другу. Где та нежность и осторожность, с которой начинался их совместный сексуальный опыт?
Ненасытная и горячая, она изматывает его, будит к жизни раз за разом его усталое, но могучее тело. Словно от дуновения ее мягких губ разгорается встречный огонь.
А дальше «одноглазый змей» вползает в «нефритовый грот». И битва начинается заново. Они уже давно притерлись друг к другу. Дуэт их слажен и неутомим.
«Она сделана просто под меня!» – думает он, чувствуя каждый изгиб ее тела, каждую выпуклость и понимая каждый ее вздох, каждое движение, как будто они слились в одно целое.
«Наверное, это и есть любовь, когда между тобой и другим человеком нет этого вечного барьера!» И он набирает темп, не забывая наставлений восточных мудрецов, постоянно меняя ритм и ход: «Сначала шесть коротких медленных вводов, словно дразня партнершу. А седьмой сильный, до самого конца, до глубины. А затем «стучит», как воробей собирает семечки с доски. И идет, идет, идет, гоняя то влево, то вправо: «как возничий разворачивает коней…»
Она постанывает от наслаждения. Прижимаясь, обхватывает его руками.
Под утро они засыпают совершенно изнеможенные, измотанные этой скачкой.
Через несколько дней все замечают, что «начальник» худеет и сохнет на глазах. Спадает с личика и Галка. Но окружающие делают вид, что ничего особенного не происходит, хотя отводят взгляд, когда видят их глубоко запавшие, но горящие каким-то диким огнем глаза.
Утром перед отъездом она проснулась раньше него. Сходила в ванную, посидела, прислушиваясь к себе. И когда он наконец открыл глаза, неожиданно заявила:
– Знаешь, я как-то странно себя чувствую. Что-то со мной не так, как было.
IV
Смерть стала в батальоне такой же постоянной составляющей жизни, как холод, грязь, вши, «сто граммов» для сугрева и вечно недовольная физиономия командира – подполковника Калмыкова. Она стала настолько привычным явлением, что у капитана Казакова чувство опасности как-то притупилось. И он думал о ней, о возможной своей смерти, как-то отвлеченно, словно о чем-то несущественном, имеющем к нему самое отдаленное отношение. И если думал «а вдруг», то думал «только бы сразу». Чтобы не мучиться, не остаться калекой.