Волчьи тропы
Шрифт:
– Ида-а-ар!!!
Мы затихали вместе, я и мой неведомый товарищ, вслушиваясь в предрассветную тишину, ни разу не нарушенную ответным криком. А когда всходило солнце, я брела к какой-нибудь деревне, воровала платье с одной из веревок, надевала его и начинала свои метания среди людей, надеясь узнать у них то, что не хотел открывать мне лес.
Изо дня в день я бродила между человеческими селениями, задавая всем один и тот же вопрос. Отвечали мне не все и не всегда. Впрочем, за время моих скитаний я узнала, что люди могут быть добры и щедры к тем, кого видят в первый и в последний раз. А могут быть жестоки и нетерпимы. Могут быть лживы и коварны, желая
В одном из домов меня приютила семья, в которой было восемь детей, и младший родился за несколько дней до моего появления. Однако они, услышав, что я ищу своего мужа, пригласили меня в дом, накормили и предложили остаться на ночь, но это было подобно клетке, и я ушла, поблагодарив их. В другом доме хозяин меня тоже пригласил войти, накормил, расспрашивал и качал головой, а потом, когда я хотела уйти, скинул в погреб. Он пришел ночью, обещая выпустить меня, если я буду хорошей, и я обещала. Однако он умер, даже не успев понять, что за животное вырвало ему глотку.
Сколько их было таких? Моя человеческая личина и жалкий вид уже не один раз толкали мужчин на дурные поступки. От кого-то я смогла убежать, кто-то не смог убежать от меня. Недавно я услышала, что по округе разыскивают животное, нападающее на людей. Это вызвало кривую ухмылку. Как можно поймать того, кого не существует? Призрак страха – вот что пытались поймать люди. Страшась неведомой напасти, они сами призывали ее на свои головы.
Пару ночей назад я видела, как сельчане, вооружившись факелами и вилами, отыскивали зверя. Я некоторое время наблюдала за ними из травы, после поднялась на лапы и ушла. Собаки не заметили меня, люди – тем более. Скрывшись подальше, я села на пригорке и вновь говорила с луной и слушала далекого товарища. Жаль, что ни Небесная Мать, ни неизвестный волк не могли дать ответов на мои вопросы.
– Сохи, – название этой деревни я уже знала. Здесь я была после того, как рыскала перед медвежьей берлогой, кажется, больше месяца назад.
Лесной Дух! Неужто я так долго ищу Идара? Его раны давно уже должны были затянуться. Почему же он не ищет меня? А может и ищет, но мы все время расходимся и блуждаем друг за другом уже столько времени? Лесной Дух, укажи мне путь к нему! Укажи, умоляю, у меня уже нет сил терпеть эту огненную тоску. Порой мне кажется, что жизнь уходит из меня с каждым новым шагом. И чем дальше я ухожу от своего волка, тем слабее мое дыхание, тем тише удары сердца. Лесной Дух! И вновь нет ответа…
Тяжело вздохнув, я приблизилась к деревне. Мне не хотелось видеть людей, не хотелось приближаться к ним, не хотелось заговаривать, но мне до безумия хотелось найти Идара.
– Милости богов, – поздоровалась я с одним из стариков, встретившим меня у околицы.
– Милости богов и тебе, дочка, – беззубо улыбнулся старик. – Мимо шла, или знакомый здесь кто? Ты говори, я всех знаю.
Этого старика я не видела в прошлый раз. Впрочем, даже если и видела, то вряд ли запомнила бы. Человеческие лица давно слились для меня в единый неясный образ. Увидь я кого-то на следующий же день после знакомства, узнала бы только по запаху. Но я столько запахов чувствовала за все это время, что узнать один-единственный было просто невозможно.
– Я ищу мужа, – произнесла я то, что уже набило на языке оскомину.
– Чьего мужа? – расплылся в лукавой улыбке дед и заквохтал, обозначая смех.
Он шутил, а мне было не до шуток. Устало вздохнув, я присела у забора и уткнулась лицом в колени. Старик перестал смеяться. Он навис надо мной, пошамкал
– Ты это, дочка, не плачь, а? – наконец взмолился дед. – Идем, расскажешь, может, и помогу чем.
Послушно поднявшись, я направилась за ним следом. Старик провел меня в покосившуюся старую избу за серым облупленным забором. Дом пах старостью, как и его хозяин. Каждая дощечка в заборе пахла одиночеством и угасающей жизнью. Даже от старика шел запах сырой земли, смешавшийся с запахом дряхлости и мочи. Тошноту мне удалось сдержать, и я все же вошла в дом, показавшийся мне могилой. Сумрачный, отдающий запахом сырости и плесени, как и его хозяин.
Старик обернулся ко мне и усмехнулся, должно быть, прочитав на моем лице то, что я сейчас чувствовала. Однако он промолчал, не укорив меня за брезгливость. Указал на место за столом и полез в печь, топившуюся рано утром.
– Я печь топлю только, чтобы приготовить, – заговорил старик, не глядя на меня, словно сам с собой разговаривал. – Тошно мне, когда жарко. На улице тепло, и в доме не холодно. Не обессудь, остыла уже картошка.
Он поставил передо мной котелок, достал большую деревянную ложку, после откинул тряпицу и отломал ломоть от каравая.
– Ешь, дочка, – кивнул дед и вышел прочь, но вскоре вернулся, неся крынку с молоком. – Вот, соседка мне каждый день дает. Вкусное молоко, пей, не стесняйся, мне много не надо. В огороде у меня сейчас только крапива растет, в саду репей, а последнюю курицу лиса задрала лет пять назад. Так что небогато живу, но мне хватает. Кушай, кушай. Я могу долго говорить, по-стариковски ворчать. Ты кушай да дай старику выговориться.
Я кивнула и подцепила ложкой одну из холодных картофелин, как это делали в других домах; хотела подуть, но усмехнулась и взяла ее руками. Не скажу, что мне хотелось есть, тем более траву, но силы таяли, а Идар все еще был далеко от меня, и я, уже привычно за этот месяц, очистила вареный клубень и откусила от него кусок. Рот тут же наполнился слюной, желудок отозвался неприятной болью и урчанием.
– Когда ты ела в последний раз, дочка? – спросил старик, присаживаясь напротив.
– Я не помню, – я пожала плечами.
Ночами я уже давно не охотилась, перебивалась только тем, чем угощали люди. Если бы не угощали, то, наверное, не ела бы совсем и сдохла под каким-нибудь деревом от тоски и голода, даже не заметив этого.
– Ты ешь давай, а я пока к знахарке нашей схожу, травку какую возьму. Ты же вон бледнючая какая, смерть и то румяней будет.
Старик поднялся с места, прихватил свою клюку и заковылял к двери. Я проводила его равнодушным взглядом, доела свою картофелину и растянулась на лавке, на которой сидела. Осознав, что я голодала все это время, я почувствовала, насколько стала слаба. Мне было тяжело сидеть, тяжело ходить, даже говорить было тяжело. Не будь мне так тошно, наверное, я бы ужаснулась тому, что оборотень стал безобидней котенка. Но мне было все равно. Кажется, и я уже пахла, как старик и его дом: скорой смертью.
– Идар, – прошептала я, закрыла глаза и провалилась в тяжелую дрему.
Каждый раз я мечтала увидеть моего волка хотя бы во сне, но я так мало спала, что, проваливаясь в редкий и короткий сон, почти ничего не видела. А сегодня увидела. Мне приснился ночной лес и далекий волчий вой. Неведомый товарищ звал меня, и я знала это, потому что наконец-то разобрала его песню. Тогда сердце мое забилось сильней. Мой волк! Это все время был он! Он звал меня, а я не понимала! И я вскочила на лапы…