Волчьи тропы
Шрифт:
Дом встретил шумом, неторопливым говором и тихим бренчанием гитары, струны которой лениво пощипывал в своей клети Сигурд. Конунг и ярлы — на своих местах, а вот доброй половины остальных воинов еще не было видно. На полу, у самого края правого стола, стояли два огромных кованых котла, от которых так и валил ароматный дым. Северяне еще не сидели за столами — валялись на спальных лавках, что-то шили, точили, болтали или двигали по клетчатым доскам резные фигурки. Миха обратил внимание, что сигарет в доме не курят — только трубочки. Сделав несколько шагов вперед, кузнец замер в ожидании.
«Ну, может быть, тишина
Постепенно собираясь к назначенному часу, в дом подходили и остальные северяне. Прошел Харальд, миновав кузнеца, как незнакомого, следом Орм и Хельги, чуть позже Герд. Входили, приветливо кивая и здороваясь, махали руками друзьям и пробирались на свои места, обходя кузнеца, будто не живое существо стояло, а… нагажено, что ли…
Подземник терпеливо ожидал, стиснув зубы и не сводя глаз с конунга, но Торбранд уже несколько раз осматривался, скользя ясным взглядом прямо сквозь Михаила, и, как ни в чем не бывало, возвращался к беседе. Даже двое прислужников трэлей — неприметных сереньких фигур — и то не повернулись к нему из своего угла.
Через четверть часа в доме за столами сидели все, кого Миха видел тут вчера. Расселись, погомонили и по незаметному знаку конунга начали раскладывать по тарелкам еду, передавая пустые миски по кругу. Пошумели, ругаясь, где чья ложка, и через минуту этими же ложками застучали, аппетитно причмокивая и шумно нахваливая варево своих тёток. Михаил, в чьем животе неожиданно проснулся голод, вспомнил, как давно в последний раз он вообще ел. Постоял, глотая слюну, но с места сдвинуться не посмел. Только еще сильнее стиснул зубы и сосредоточился, стараясь не прислушиваться, как бряцают тарелки.
Через несколько минут пытка поутихла — северяне взялись за расставленные посреди столов многочисленные пузатые бочонки, а многие отодвинули прочь пустые миски. Кое-кто, конечно, вроде Бьёрна или Атли, потребовал добавки, но в основном пожирательная лихорадка кончилась. Более не в силах терпеть запах еды, стоящей на полу прямо в трех шагах от него, Миха поднял полные страдания глаза на Торбранда. И наткнулся на взгляд — прямой, внимательный, испытывающий.
Конунг поднял правую руку, выпрямляясь в кресле, и откинул с плеча неизменный красный с белым меховым подбоем плащ. В доме наступила тишина.
— Слушайте, ближники, — сказал он негромко, но акустика помещения отчетливо доносила его слова до каждого из присутствующих, — все знаете, ни от кого не утаено, что появился в нашем борге дверг, принявший нашу кровь. — Словно ритуальный, прокатился среди сидящих общий вздох. — Не нам судить, случайно было то или преднамеренно, но это произошло и дверг еще жив. — Новый вздох, в котором Михаил к собственному страху уловил нотки удивления. — Я взял этого дверга во фьорд, готов посадить на весло и взять в младшие хирдманы, как только он докажет, что достоин
— Но дверг молод и не знает наших законов. — Это был Рёрик, приподнявшийся со своего места. — Он может наделать ошибок, навлечь беду или опозорить кровь, которую носит… — Новый вздох по лавкам. Миха почувствовал, как у него холодеет спина. — Ему нужен старший, который поможет и объяснит. Который, когда придет миг, опоясает его мечом.
— Верно, — кивнул Торбранд. — Дверг, с этой минуты ты будешь сидеть на одном руме с Ормом Змеенышем, чью кровь ты и принял. Будь его тенью, стань его спиной. Ваша кровь смешалась, как делают у нас, когда хотят стать побратимами. Он будет тебе старшим братом, отцом и учителем. Отныне твоя жизнь в его руках… Орм?
Со своего места медленно поднялся Орм. Посмотрел на всех, неторопливо обернулся к двергу.
— Моим отцом был Вестейн, что когда-то усыновил меня силой собственной крови, его отцом был Гуннар Молчаливый, а меня зовут Орм, и среди ближников я прозван Змеенышем за ловкость и лютую злобу в бою. Я из Раумсдаля, служу Торбранду-конунгу и хожу кормчим на одном из его драккаров. Я принимаю этого чело… — Орм поджал губы, растянувшиеся в невольной улыбке, подобные же улыбки появились на лицах других северян. — Этого дверга в свои ученики и сделаю все, чтобы он носил в себе не только нашу кровь, но и наш дух. — Он склонил голову, словно припоминая. — Я даю двергу имя — Ивальд. И если спросят, кто был его отец, разрешаю называть мое…
— Пусть будет так, — сказал конунг, поднимая кубок, — ты сказал, Орм! Скъёль!
— Скъёль! — дружно ответил хирд, поднимая кубки и рога.
— Проходи к моему столу, Ивальд, — пригласил Торбранд. — Рагнар, поднеси кузнецу его первый рог. Этот викинг покажет тебе, дверг, где твое место и что нужно делать.
С лавки ловко поднялся один из хирдманов — невысокий темноволосый и улыбчивый, чье лицо сразу же понравилось Ивальду. Без лишней суеты извлек он из-под стола темную стеклянную бутыль, наполнил чем-то прозрачным витой рог, подошел и с улыбкой протянул кузнецу:
— Пей.
И сказать, что первый шаг удался кузнецу легко, означало бы определенно соврать. Словно приросшую, с неимоверным трудом оторвал подземник от пола ногу, выдвигая ее вперед, и протянул навстречу Рагнару затекшую, как от многочасовой работы в кузне, широкую ладонь, принимая напиток. Замер, понимая, что все сейчас смотрят только на него, и выпрямился.
— Не скажу, что всю жизнь свою ждал такого, правда это, и скрывать ее не стану; но еще одна правда в том, северяне, что теперь — не жалею! А если бы говорить умел, — просипел подземник охрипшим горлом, — то наверняка сказал бы о переполняющих меня сейчас чувствах, — он слегка прокашлялся, оценивая реакцию раумов, — но я отрок и говорить не могу вообще… — На лицах северян появились довольные улыбки. — Вот как подрасту малость, так все вам и выскажу!