Волчьи войны
Шрифт:
В северной части каменного круга на огромном гладком валуне стояла большая чаша, наполненная прозрачной водой, а в южной на таком же большом камне был закреплен горящий факел. Вслед за Великими Друидами, двигаясь с востока на юг, шли барды, друиды, ваты и ученики. Остановившись, Архидруид провозгласил: «Мы вели вас из тьмы к свету, а это — нелегкое путешествие…» Он подошел к северной части круга, погрузил руки в чашу с водой и продолжил: «И все же мы были сильны. И благодаря нашей силе все умножилось и расцвело. Пусть же и впредь Великая Мойра льет свет туда, где сейчас темно, пусть несет нам новую жизнь, и да последуем мы за ней». Шествие продолжилось, пока все не собрались вокруг
Наконец, когда наступила глубокая ночь, дворец Сай-Мина опустел. Все давно разошлись, остался только Фингин. В глубокой задумчивости сидел он на одном из тринадцати резных черешневых тронов в центральном зале дворца. Его все больше беспокоила судьба Эрвана. Где-то вдали были слышны голоса припозднившихся гуляк. Они что-то кричали в темноте, урывая последние минуты столь редкого в бедняцкой жизни веселья.
— Вам, вероятно, хотелось бы сейчас оказаться вне этих стен?
Фингин вздрогнул, узнав голос Архидруида. Оказывается, Эрнан бесшумно подошел к нему и, наверное, уже давно за ним наблюдает. В другое время Фингин сразу бы его заметил, но сейчас он настолько глубоко погрузился в свои думы, что полностью забыл о внешнем мире. Поднявшись с трона, он попытался не подать виду, что замечание Архидруида застало его врасплох. К тому же ему трудно было привыкнуть к тому, что с того момента, как его возвели в сан Великого Друида, этот пожилой человек обращается к нему на «вы».
Он догадался, что я думаю об Эрване. Ведь он предупреждал меня. Говорил, что мне не следовало делать Эрвана своим магистражем. Как же он тогда сказал? «Это крайне глупо, но очень благородно». Спросив, хочу ли я оказаться вне этих стен, он имел, в виду «рядом с Эрваном»… Придется привыкать. Никто больше не станет говорить со мной так, как раньше. Мне всегда придется искать в чужих словах скрытый смысл. Самый незначительный разговор теперь будет превращаться в состязание умов. Иносказательность вышла за пределы зала Совета, теперь она повсюду… Но ведь я же согласился стать Великим Друидом…
— Вне этих стен? Я никогда не был любителем ночных гуляний. Но мне нравится, когда вокруг весело… Слышите, как там поют? — спросил Фингин, с наивным видом глядя на собеседника. — Им, похоже, вовсе не хочется домой…
— Мы не можем отсюда уследить за всем, что происходит вне стен, — с улыбкой ответил Архидруид.
Он знает, что я его понял. Что ж, разыграем эту партию до конца.
— Не уверен, что это стало бы возможным, даже если бы мы вышли за их пределы, — заметил Фингин. — Если уж кто-нибудь что-то вобьет себе в голову, очень трудно бывает его переубедить. К тому же не каждый день бывает… у людей бывает праздник Лугнасад.
Эрнан улыбнулся. Казалось, ему понравилось, как тонко ведет разговор собеседник. Вероятно, он припомнил свои долгие вечерние беседы с Айлином. Для прежнего Архидруида они были своеобразным ритуалом.
— А вам, Фингин, не хотелось ли когда-нибудь и вам поступить по-своему? Ведь даже Великий Друид не свободен от желаний, не так ли?
Он хочет меня испытать. Но действует слишком прямолинейно… К чему он клонит?
— Самым заветным моим желанием было стать Великим Друидом. И я им стал. Благодаря вам. Теперь я хочу испытать радость исполненного желания. И без всякого сомнения, это важнее всего того, что могло бы заставить меня покинуть эти стены…
— Неужели? — удивился Архидруид, держа обеими руками длинный белый посох. — Вы ведь были здесь во время ссоры Фелима с Айлином? Неужто вы ничего не почувствовали в тот день? Вероятно, вас поразил поступок нашего брата Фелима, или, быть может, вы ему немного завидовали?
Теперь уж и не знаю, испытывает он меня или хочет, чтобы я ответил начистоту…
— Знаете, ведь иногда, — продолжал Эрнан, — ссоры необходимы, порой они даже идут на пользу спорящим.
— Вы полагаете, что уход Фелима принес пользу? — спросил Фингин.
— Как вам сказать, брат мой…
Старик сел на трон справа от Фингина.
— Возьмем, к примеру, стаю волков. С приходом зимы там, где обитает стая, становится меньше добычи. А волков в стае очень много. Волчатам последнего помета нет еще и года, а они — будущее стаи…
— Да, они… продолжение жизни, не так ли?
— Совершенно верно. Волки хорошо знают, что продолжение жизни клана — самое главное. Это его будущее. И бывают случаи, когда им приходится расстаться с кем-то из взрослых волков. Тогда начинаются стычки и бои между семейством вожака и одним из волков стаи. И чаще они бывают настолько жестокими, что этот волк не выдерживает и уходит из стаи. Подобный разрыв всегда очень мучителен. И для уходящего волка, и для всего клана. Зато в стае восстанавливается равновесие. У волков появляется надежда на успешную зимовку. А у изгнанника — возможность основать где-то в другом месте новый клан.
Архидруид выдержал паузу, будто оценивая, какое впечатление произвели его слова на Фингина. Затем он продолжил:
— Самое интересное, Фингин, что изгнанный волк — не самый слабый в стае. Конечно, чаще всего он не слишком праведно соблюдает законы стаи, но физически не уступает другим… Вы понимаете мою мысль?
— Не уверен, — признался Фингин.
— Когда потребности одного становятся сильнее потребностей группы, этому одному лучше уйти, хотя бы на время, чтобы равновесие сохранилось. И знаете, это бывает очень полезно. Надо суметь отстраниться. Самое главное, и Фелим научил нас этому, — оставаться самим собой. Даже если для этого… приходится уйти.
Фингин кивнул. Он не очень хорошо понял, что хочет сказать ему Эрнан, но главную нить его рассуждений уловил… По крайней мере одну из таких нитей. Относится ли это к уходу Фелима или к Эрвану? Возможно, это предостережение… А может быть, и то, и другое, и третье.
Юноша вздохнул и с иронией заметил:
— Вот только непонятно, при чем тут праздник Лугнасад?
Они оба улыбнулись, и Архидруид поднялся.
— Не знаю, как мне все это тебе объяснить…
Почему он перешел на «ты»? Ну конечно, потому, что сейчас говорит от чистого сердца. Без всяких намеков.
— Я думаю, Айлин сумел бы объяснить это лучше, точнее, чем я. И со временем ты бы обязательно все понял. Я… Ты мне очень дорог, Фингин, и, думаю, в Совете многие верят в тебя. У тебя очень сильный сайман, и к тому же ты умеешь слушать. И именно потому, что ты — превосходный друид, тебе надо прислушиваться прежде всего к самому себе. Как это делал Фелим. Совету очень скоро предстоит пережить тяжелейшие в своей истории дни. И если Алеа действительно та, кого мы так боимся в ней увидеть, это может означать конец нашего существования. Мне будет очень трудно добиться единства в Совете. Айлину это удалось бы лучше. Но я твердо убежден в одном, Фингин, — ты оказался здесь не случайно. Тебе предстоит сыграть во всем этом какую-то роль. Тебя прислала сюда Мойра. Не знаю, сумеешь ли ты разрешить наш кризис или, может быть, поможешь нам его пережить, но в любом случае тебе следует прислушиваться к своей интуиции, к своему разуму. К тому, что говорит тебе Мойра.