Волчий лог
Шрифт:
Вот это поворот. Стоп. В красноярской стае не было альфы Запольского. По крайней мере, последние пятнадцать лет.
– И где он теперь?
Пазл не складывался. А волк, не желая вникать в подробности, рвался наружу, путал мысли, скулил и требовал закончить разговор и перейти к действиям.
– Родители умерли, когда я была маленькой. Меня воспитывала бабушка, – коротко ответила Ника и тут же спросила: – А ты?
Я понял, что она не хочет говорить о своем прошлом. Что ж, у нас еще все впереди. Я обязательно все выясню, но не сейчас, позже, когда Ника сможет
– Твои родители живы? – маленькая крепкая ладонь легла на мою руку.
– Нет. Я тоже один, – качнул головой и потянул Нику на себя.
Хватит разговоров. Никуда они от нас не денутся.
– Егор…
Ника охотно ответила на мой поцелуй, и все разумные мысли исчезли, уступив место тому горячему, что кружило между нами, сбивало дыхание и напрочь выключало разум.
Глава 4
Инга
Я завидовала. Завидовала сильно, по-черному.
Смотрела на рыжую и не могла побороть противное, ноющее, как зубная боль чувство. Оно разъедало душу ржавчиной, оставляло на губах горький привкус полыни, оседало в ноздрях запахом прелого мха. Отвратное ощущение. Мерзкое.
Сердито фыркнув, отвернулась от целующейся парочки и потрусила прочь. Нетронутый снег хрустко скрипел под лапами. Лес расступался. Высоченные ели выстраивались в затейливый хоровод, гибкие березки белели тонким кружевом, нагие осины стыдливо жались друг к другу, торопливо спускаясь с пригорка в низину, к воде.
Я скатилась к ручью и с трудом затормозила всеми четырьмя лапами.
Тихий плеск пролился на горящую душу прохладным бальзамом. Гремящий. Древнее место силы, вскормившее несколько поколений волков.
Перекинулась, опустилась на колени и склонилась к плоским камням, по которым весело бежал шумный поток. Подтаявший снег хрупко обломился под ладонями.
– Отпускаю все обиды и злобу. Пусть уйдут они водою студеной да ветром стылым, – прошептала своему отражению и умылась.
Когда-то бабушка научила меня этому старинному наговору, сказав, что в жизни все может пригодиться. Что ж, она была права. Пригодилось. И не раз.
Ледяные капли стекали по коже, попадали за ворот куртки, подбирались к груди. Образ целующейся пары, стоящий перед глазами, постепенно растворился и исчез. На душу опустился покой. Я уселась у выступающих корней и бездумно уставилась на журчащую воду, не замечая ни холода, ни прячущегося за кронами деревьев солнца, ни медленно застывающего сердца.
Хорошо… И не болит больше ничего.
Треск обломившейся под тяжестью снега ветки заставил меня очнуться. Надо же, совсем не заметила, как начало темнеть. Я оглянулась по сторонам. Тишина. Только с молоденькой березы сыплется белая крошка. Она кружит в воздухе и неслышно оседает на высокий сугроб, и эта маленькая метель вызывает ненужные воспоминания.
Перед глазами снова возникло любимое лицо. Темные, густые брови, внимательный взгляд из-под них, сурово сжатые губы и нос с горбинкой. Она совсем небольшая, эта горбинка. Ее видно только вблизи, и то, если очень хорошо присмотреться.
Я грустно усмехнулась. Теперь мне больше не придется присматриваться. Место занято, как говорится. И главное, кем? Какой-то пришлой девчонкой, которая приехала неизвестно откуда и поселилась в соседнем доме. В том, что Митяю принадлежал.
В груди снова заворочалось темное и недоброе. И дышать больно стало. Так, будто ребра тисками сжали. И захотелось избавиться от своих чувств, выкинуть их из сердца, утопить в Гремящем и забыть. Забыть о тех коротких ночах, когда женщиной себя почувствовала, избавиться от желания под сильной мужской рукой оказаться, защиту ощутить и уверенность в том, что не придется больше одной быть. И радость, что в душе робкой надеждой проклюнулась.
Не выдержав, перекинулась и с разбегу прыгнула в воду. Холод окатил тело, пробрался под шерсть, к самой коже, остудил голову и вернул ясность мыслей. Хорош страдать. Никому мои глупые мечты не нужны, вот и нечего навязываться. Егор свое счастье на стороне нашел. А я…
Выбралась на берег и встряхнулась. Все. Пора домой. Подурила – и хватит.
Назад возвращалась дальней тропой, огибающей Волчью поляну. Смотреть на чужое счастье не хотелось. Зачем? Пусть себе наслаждаются.
Подмерзший наст поскрипывал под лапами, с неба медленно падали снежинки. Солнце уже скрылось за верхушками елей, и в лесу заметно потемнело.
– Инга? – удивленный мысленный окрик заставил меня остановиться.
Черт! Только Чадова не хватало. Что он здесь забыл?
Волк стоял посреди ельника и смотрел тяжелым взглядом прищуренных желтых глаз.
– Гуляю, – с насмешкой взглянула в горящие черные зрачки.
– Одна? В такое время?
– А что? Имею право.
Мыслеобразы Чадова окрасились в темный. Его голос в моей голове зазвучал в приказном тоне.
– Давай за мной. Альфа ясно сказал, чтобы никто не бродил по лесу в одиночку.
– А ты? Тебе можно?
– Это моя работа, – спокойно ответил волк.
Работа… Странно только, что глава безопасности лично занимается обходом территории.
Молча подчинившись, потрусила вперед. Присутствие Чадова за спиной раздражало, но я старалась подавить недовольство. Не время психовать. Волк не должен догадаться, что я чувствую.
Скорость росла. Я торопилась избавиться от ненужного конвоя, почти не замечая мелькающие мимо осины и легко уворачиваясь от еловых лап.
Сэм больше не пытался со мной заговорить. Он бежал следом, и от него исходили сила и уверенность, так похожие на те, что переполняли обычно Егора.
«Не думать о Брагове. Не думать, – застучало в голове. – Он – чужой. Табу».
Добежав до березовой рощи, я остановилась, разглядывая открывающуюся с пригорка картину. Сердце привычно дрогнуло. Волчий Лог лежал передо мной, как на ладони. Ровные стрелы улиц, серые крыши домов, вечнозеленые самшитовые изгороди. Вдали, за укрытыми снегом яблоневыми садами, виднелось белое здание усадьбы. Родная и с детства знакомая картина.