Волчонок
Шрифт:
У них? У кого «у них»? Кто это — «они»? Нет, так не годится. Дела хороши именно у него. У него, а не у кого-то другого. И даже не у командора, а лично у него.
Хм… может, настало время потихоньку к этой мысли привыкать?
Главный абордажник связался с Ковальским и поинтересовался:
— Ну, как там дела? Где лучевик?
— Мы уже его нашли, — послышалось в ответ. — Сейчас внесем в корабль.
Вот и замечательно, вот и великолепно. А потом они с помощью лучевика проделают себе путь к камере дроков. Там-то все и выяснится.
Может быть,
Да нет, не стоит. Вдруг дроки кого-нибудь прикончат? А ему сейчас понадобится каждый воин, каждый абордажник. Хотя бы для того, чтобы перекрыть вход в корабль, не дать отбить его тем, кого Морган для этого пошлет.
Он хмыкнул.
Ну вот, кажется, осмелился сказать самому себе. А то все намеками, намеками… с другой стороны, шутка ли в самом деле. Бунт название тому, что он замыслил. Как есть — бунт. Он самый.
— Есть какие-то приказы?
Ах да, Ковальский. Он, оказывается, забыл отключиться.
— Никаких, кроме одного. Прибыть сюда с лучевиком в максимально короткий срок. Осознал?!
— А как же! В максимально короткий.
— Ну вот и замечательно. Давай, шевели говядиной!
Он отключил переговорное устройство и сделал еще одну затяжку.
Нет, точно с этой сигаретой что-то не то. Будь в ней качественный табак, она бы давно догорела.
А тут остался еще довольно приличный окурок.
Любопытно, а может, на этом корабле, в одном из его хранилищ, есть нечто, способное заменить табак? Качественный табак. Почему бы и нет, кстати, почему бы и нет?
Он вдруг спохватился и мысленно себя поправил. Не на «этом» корабле, а на «его». Он захватывает корабль не для какого-то там выскочки Моргана, побоявшегося сунуться в его переходы и тем самым совершившего непоправимую ошибку, а для себя. Уже почти захватил. И значит, имеет право назвать своим.
Мой космический корабль.
А что, звучит очень неплохо. Заманчиво. Так что очень трудно не поддаться соблазну.
52
— И тогда…
— Никаких «тогда», мой знакомый человек. Ты допустил ошибку, и твои аргументы биты. Все до одного.
— Все-все?
— А разве не так?
— Нет. У меня в запасе есть еще один.
— Какой именно? Ну-ка выкладывай его без утайки, без проволочек. Могу поклясться, что его ждет судьба всех предыдущих.
Антон сделал паузу.
Будь у него еще время все обдумать, вероятно, этот спор можно было бы и выиграть. Но времени нет. И он, конечно, будет биться до последнего, но что это даст? В логике его противник явно сильнее, тут и спорить не о чем. И уже сейчас ясно, что та мелочь, которую можно выложить в качестве аргумента в споре, будет без раздумий опровергнута.
Значит, сейчас нужно привести какой-то другой аргумент, не связанный с логическим мышлением, а нечто, способное заставить космолетуна действовать нужным образом. Некий довод… И на придумывание его осталось одно мгновение, не больше.
В общем, не пора ли сдаться, признать свое поражение и не ломать
Утопия.
— Я жду. Либо ты выкладываешь свой последний, коронный довод, либо я прерываю разговор с тобой. Ты знаешь, мне это сделать легко.
Ну вот, пора!
Что же делать? Что сказать? Какой довод привести?
Соломинка! Та самая, за которую хватается любой утопающий. Терять было нечего, и Антон, увидев ее, тотчас ухватился. А начав говорить, он вдруг почувствовал, что дело не только в отчаянии. Он ощутил неизвестно откуда взявшуюся полную, абсолютную уверенность, что корабль ему подчинится. Не может не подчиниться. Обязан.
— Мне кажется, что ты нагородил всю эту кучу объяснений, аргументов и логических доводов только для того, чтобы скрыть свою слабость. Я думаю, ты просто не в состоянии выполнить мою просьбу и не способен сделать хоть что-то без команды с главного пульта, даже под угрозой больших неприятностей.
Он сказал это, и сразу же его уверенность испарилась без следа. Более того, ему стало стыдно, каким жалким лепетом прозвучали его слова. Попытка взять космолетуна самым примитивным образом на «слабо».
Чушь собачья! Позорище!
Космолетун засмеялся.
— Так дешево меня еще никто купить не пытался, — сказал он. — Думаю, и в будущем такого наглеца просто не отыщется. Ну, ты и деятель!
53
Мятеж.
Он мысленно произнес это слово, попробовал его на вкус, словно оно было неожиданно появившейся новой составляющей стандартного, всем надоевшего рациона.
И вот она, эта составляющая, как и прочие, завернутая в саморазогревающуюся и саморастворяющуюся после использования оболочку, ждет, когда ее попробуют и, поразившись непривычным вкусом, разразятся одобрительными возгласами. Через неделю она, конечно, приестся и ничего, кроме скуки, не будет вызывать. Однако пока-пока…
Мятеж.
А почему бы, собственно, и нет? Что в этом такого? И разве подобное не в обычаях преследователей? Да полно, стоит только вспомнить происходившее прошлым летом на «Дмитрии Федотове» или заварушку среди эскадры преследователей, вознамерившейся захватить остров Жизнерадостных кроликов? Не говоря уже о свирепой резне на борту «Глаза дракона», в результате которой его команда так поредела, что корабль едва дошел до гавани.
Ну, конечно, если мятеж не удастся, то Морган его без всякой жалости прикажет повесить. И что? Разве в любом бою у него нет таких же примерно шансов погибнуть от шальной пули?
Сколько угодно. Причем именно сейчас эти шансы даже меньше. Ему подчинены все абордажные команды. А «румыны» пойдут за ним без рассуждений. И если они, забаррикадировавшись возле двери на Землю, сумеют удержаться там достаточно долго, давая возможность найти прячущийся сейчас экипаж корабля, а также заставить его выполнять все приказания, мятеж можно будет считать удавшимся.