Волчья метка
Шрифт:
– Ужин готов.
Они перебрались на кухню. Искоса наблюдая, как парень осторожно, бочком, устраивается на стуле, Шейн не выдержал и спросил:
– Болит?
Питер дёрнулся, но, когда поднял глаза, лицо его было почти спокойно.
– Уже нет.
Шейн кивнул, уже жалея, что коснулся щекотливой темы. Открыл микроволновку и замахал рукой, разгоняя дым. Попытался достать тарелку, обжёг пальцы и тут же отдёрнул руку, потянулся за полотенцем и извлёк, наконец, подуглившиеся снизу сэндвичи и торопливо, пока жар не добрался
– Смешно?
Видимо, что-то было в лице Шейна, от чего парень вмиг стал серьёзным и подался назад.
– Я… прости… – он снова спрятал глаза, и Шейн выругался уже на самого себя, однако испуг на лице парня только усилился.
Шейн глубоко вдохнул, заставляя голову заработать нормально. Присутствие омеги явно этому не способствовало.
– Я не злюсь. Ты прости, – он сел и, взяв свой сэндвич, покрутил его в руках. – И у тебя красивый смех. Я буду рад, если ты станешь смеяться почаще.
Питер, до сих пор сидевший в полуметре от стола, скрестив руки на коленях, неловко улыбнулся.
– Ешь, – сказал Шейн как мог мягко и пододвинул к парню тарелку.
Тот секунду пялился на сэндвич голодным взглядом, а затем торопливо схватил и, давясь, стал запихивать в рот. Шейн сидел молча и наблюдал. Только когда Питер проглотил последний кусок, сержант откусил свой бутерброд и выпучил глаза.
– Чёрт, он же ледяной.
Питер отвернулся, пытаясь спрятать улыбку за водопадом волос, а затем снова прыснул.
– Прости, – повторил он, наблюдая, как Шейн пытается воткнуть зубы в ледяной кусок говядины. – Это лучше, чем в больнице. Правда. Но в следующий раз, давай я приготовлю что-нибудь? Ну… – он запнулся, – если он будет… следующий раз.
Шейн, убедившийся, наконец, что он не настолько голоден, отложил сэндвич и посмотрел на гостя.
– Ты умеешь готовить?
– Не то чтобы очень. Но… – он снова хихикнул, бросив взгляд на сэндвич, и замолк.
Шейн внимательно смотрел, как меняется выражение его лица. Это было странное сочетание. Парня будто бросало из крайности в крайность, и Шейн откровенно боялся, что дело закончится истерикой.
– Не бойся, – сержант протянул руку и одними кончиками пальцев коснулся пальцев Питера, заметив, что тот снова начинает зажиматься.
Питер нервно кивнул.
– А что ещё ты умеешь? – спросил Шейн, торопливо сворачивая на другую тему.
– Полезного, или вообще? – парень едва заметно приподнял уголки губ, будто вспомнил что-то хорошее.
– Ты скажи, а я решу, полезное это или нет.
– Ну… – парень закусил губу, – то же, что и все. Могу убираться у тебя, почту разбирать, принимать звонки… Хотя вряд ли тебе что-то такое нужно. Ещё я играю на барабанах… Но вряд ли от этого может быть толк.
– Я не спрашивал, как ты можешь отработать жильё, – сказал Шейн мягко, чуть сильнее сжимая пальцы Питера. – Я просто спросил, что ты умеешь. Значит, ты музыкант?
Питер усмехнулся.
– Вроде того. Я играл в группе, недолго… Когда ушёл из дома.
– А почему ушёл? Не разрешали играть?
Питер встрепенулся всем телом, будто собирался взлететь, и упал обратно на стул, пойманный пальцами Шейна.
– Пусти… – выдохнул он, отворачиваясь.
– Я не хотел тебя обидеть.
– Пусти… – повторил Питер с каким-то отчаяньем, и Питер убрал руку. – Ты не знаешь меня.
– Я хочу узнать.
– Зачем?
Шейн промолчал. Встал и, взяв со стола тарелку, переставил её в раковину, стараясь уйти от неприятной темы. Это была просто работа, но вряд ли Питер хотел услышать такой ответ. Впрочем, это была ни хрена не работа. Это перестало быть работой в тот миг, когда ему, альфе, ударил в нос запах мяты. Но если не работа, тогда что это? Первобытные инстинкты? Одиночество? Поиски кого-то, хотя бы капельку похожего на него, но не стремившегося немедленно его убить? Шейн не хотел думать, что Зверь внутри него настолько силён. В такие моменты он вообще предпочитал не думать, поэтому он машинально включил воду, обтёр тарелку с обеих сторон и поставил в сушилку.
– Я за раскладушкой, – сказал он, не оборачиваясь, и вышел.
Вернувшись, Шейн принялся молча стелить постель, а когда дело уже было сделано, его почему-то кольнула совесть. Его собственная кровать была немногим удобнее, и всё же подходила для больного куда лучше.
Впрочем, сказать об этом Питеру он не успел, потому что раздался телефонный звонок. Шейн чертыхнулся, вспомнив, что так и не доложился Джонсу после «допроса», и потянулся за трубкой.
– Да, – сказал он и услышал в ответ чужой, незнакомый голос.
– Он у тебя?
Шейн облизнул губы. О ком речь, он понял сразу, но ответ выбрать сходу не смог. Врать было как-то подло. Сказать правду – означало подставить Питера.
– Можешь не говорить, – неприятный смешок, – знаю, что у тебя. Сержант Шейн Джеткинс. Я видел, как вы вошли.
Повинуясь наитию, Шейн подошёл к окну и чуть отодвинул занавеску. Разглядеть что-то в темноте удалось не сразу. Знакомые машины внизу, знакомый рисунок деревьев. Огонёк сигареты под стволом старого ясеня. Шейн мысленно выругался, осознав, что из-за хитрости с тампонами проморгал слежку.
– Ты можешь отдать его. Или я убью тебя и заберу его сам. Что выбираешь, сержант?
На сей раз ответ был прост.
– Попробуй, – бросил Шейн и нажал отбой.
Обернулся к Питеру, прижавшемуся к кухонному столу и замершему так. На лице парня был ясно написан страх.
– По работе, – Шейн усмехнулся. – Знаешь, ложись в комнате. Хорошо?
Питер медленно кивнул. Отпускать его не хотелось – даже за дверь. И всё же Шейн отчётливо понимал, что это слабость, которую нужно преодолеть раз и навсегда.