Волчья жена. Глава 10
Шрифт:
– Что скажешь?
– Голос выдал Князя. Его напряжение, ожидание.
– Я уже все сказала!
– Отрубила. На воздух хотелось все сильнее. Я встала и подошла к двери покоев.
– А что решила?
– Не отступился Вацлав.
Я уже за ручку взялась, но остановилась.
– Тут и решать нечего. Мы с тобой крепко связаны и прошлое ничего не изменит. Переживу, - бросила отрывисто.
– Ты уедешь?
– Муж все никак не мог меня отпустить.
– Нет. Не для того ночь в седле тряслась. Но тебя пока видеть не хочу.
– Понимаю, - кивнул Князь.
– Обед в полдень.
А я уже дверь за собой закрыла. К ней прислонилась, руки сцепила и глаза закрыла. Вот и поговорили...
Рядом топтался Ясень. Мекал, хмыкал, явно хотел сказать что-то, но трогать меня не решался. Я избавила его от волнения - попросила проводить на улицу. Подручный привел меня в сад, пообещал принести воды и перекусить чего-нибудь, и ретировался почти бегом. Эх, мужики... Неприученные они баб успокаивать. Ну да я сама справлюсь.
Слезы текли медленно. Крупные, горько-соленые. Я по-привычке слизывала языком те, что скатывались в уголок рта.
Легче не становилось. Разбирала злость. И даже не на то, что на Минку позарился, а на то, что не сказал. Подумал, не узнаю, а сам и проговорился. Чего еще я такого о своем Князе не знаю?
Ясень сдержал обещание. Прислал бабку с кувшином. Другая ее рука была занята вощеным кулем, откуда тянуло свежим хлебом и копченым мясом. Воду я выпила, а вот есть не стала. Кусок в горло не лез.
Чуть позже вернулся подручный. Помявшись, он позвал меня в баню. Мол, обед скоро. Не буду же я с дороги за стол садится. И то правда - не буду.
Я хвостиком пошагала за Ясенем, думая, как в глаза Ярмине смотреть. Ну, как это еще полбеды, а вот что я на ее лице прочту... Если хоть один намек будет... Даже мысль приводила меня в бешенство!
Баня была пропитана травами. Поначалу я смутилась здоровенного детину - банщика, только он хмыкнул, сказал что ничем-то я от сотни другой баб не отличаюсь, которых он перевидал, так нечего смущаться. Приказал одежду скидывать, в простыню завернуться и мыльную идти.
Я подивилась - мужика к девкам допускают, но пошла... И не пожалела что не стала упрямиться. Мужик свое дело знал: размял так, что косточки захрустели; отпарил до розовой поросячьей кожи; травами натер, что тело в порядок приводят. И напоил напоследок семейным отваром. Даже я по вкусу не все составляющие определить смогла. Выпытывать секрет не стала - не сдают семейные тайны те, у кого сердце к делу лежит.
А в предбаннике меня ждала обновка: сапоги мягкой кожи на каблуке низком, рубаха цвета снега белого вьюжного из тонкой так и льнущей к телу ткани, сарафан покроя странного, мехом и бархатом расшитый и лента на голову с камнями драгоценными.
– Ну, чего стоишь, красавица, примеряй одежку-то, - улыбнулся банщик.
– Одежку?
– удивилась я.
– Да разве это одежка?!
– А что?
– Срамота это!
– я схватила тряпки и потрясла ими перед носом банщика.
– Ты посмотри, рубаха эта - она же просвечивает! И к коже липнет!
– И что?
– мужик вырвал у меня из рук рубаху и поднес ее к окну, посмотрел на просвет. Тряпка немедленно обвилась вокруг его руки, ластясь будто белка ручная.
– Так чесаться будет вот что! А сарафан? Я же подолом сзади всю грязь соберу!
– Поди какие привередливые Княжны пошли!
– мужик ухмыльнулся.
– Им тут вон какую красоту рукодельную принесли, а они нос воротят! Тебе чего - рубище подать? Так иди с Князем договаривайся, он велел тебя по всей строгости и порядку обрядить. Так что руки в стороны и не лаять. Я, знаешь ли, не такими как ты пуганный. А не станешь, так голышом из бани выпихну!
– зашугал меня оборотень.
Пришлось язык прикусить и нацепить на себя одежонку. Признаться, села она хорошо и к лицу пришлась, только все равно неудобно! Я еще недавно по оврагам за травами лазила, потом в огороде яблоки собирала. Где надо подол подоткнула, если жарко - рубаху распустила, а тут... Медведем ряженым себя чувствую!
К неудовольствию от одежды прибавилось раздражение от тугой прически, что банщик на моей голове соорудил. Так стянул волосы, что глаза у меня разрезу стали не человеческого. Ох, долго я это издевательство над собой не вытерплю...
Нарядив, приукрасив, оборотень выпроводил меня со своей вотчины и сдал на руки Ясеню. Подручный проводил меня на обед, попутно рассказывая, какие тут приняты порядки. И в третий раз я пожалела, что поддалась порыву. Ну, куда я - дура деревенская сунулась?! Мне бы в избе сидеть, да с другими бабами о нелегкой замужней доле рассуждать, ан нет, приспичило мне вокруг Князя заборчик построить и табличек навешать: осторожно, злая жена!
А меж тем, дошли мы до общего зала. И вошли последние. За огромным каменным столом уже сидели приглашенные. Идти к своему месту рядом с Князем под полусотней любопытных взглядов было совсем неуютно. А уж когда я Ярмину увидела - ноги вообще назад повернули: бывшая подруженька только похорошела. Талия раздалась. Грудь как опара из кастрюли, поднималась из выреза вверх. Коса даже вокруг головы, уложенная, все равно до пола спускалась и все волоски в ней один к одному лежали.
А я...
Хорошо тут зеркал нет, точно бы пару разбила, чтобы тощую стерлядь вместо себя не видеть. И ведь сколько ни ем - ничего ко мне не липнет!
Князь представил меня гостям и сделал знак начинать обед. Закружились слуги, обхаживая благородное собрание. Заклацали вилки и ложки о посуду тонкого литья. Захрустела зелень и косточки дичи на зубах. Народ ел с аппетитом, я же вяло ковырялась в тарелке и исподволь разглядывала гостей Князя и чем больше смотрела, тем страшнее становилось. Все странные, не нашенские, говорят - слова коверкают, а уж наряды чудные какие...
Ярмина сидела довольно далеко, но до меня то и дело долетали ее обеспокоенные взгляды. Я ожидала зависти, злобы, но никак не была готова к открытому проявлению беспокойства. Дружеского беспокойства... Девушка кусала губы, беспорядочно хваталась за еду, а вскоре и вовсе встала, извинилась перед ближайшими сотрапезниками и покинула нас, сославшись на головную боль...